Философские исследования - читать онлайн книгу. Автор: Людвиг Витгенштейн cтр.№ 25

174. Спроси себя, как ты «обдуманно» проводишь линию, параллельную заданной – и в другой раз, тоже «обдуманно», линию под углом к первой. В чем заключается опыт обдумывания? Особое выражение лица, особый жест сразу приходят на ум – и хочется сказать: «Это лишь особый внутренний опыт». (И это, конечно, ничего не добавляет к сказанному.)

(Это связано с проблемой природы намерения, природы воли.)

175. Нарисуй на бумаге произвольный росчерк. – Теперь копируй его, и пусть он тебя направляет. – Я хотел бы сказать: «Разумеется, меня направляли. Но что касается характерного в том, что произошло, – если я скажу, что произошло, это уже перестанет быть для меня характерным». Но заметим следующее: пока меня направляют, все очень просто, я не замечаю ничего особенного; но впоследствии, когда я спрашиваю себя, что произошло, это кажется не поддающимся описанию. Впоследствии никакое описание не может меня удовлетворить. Как будто бы я не могу поверить, что просто смотрел, с таким-то и таким-то выражением лица, и провел линию. – Но разве я не помню ничего больше? Нет; и все же я чувствую, что должно быть что-то еще; в особенности, когда говорю себе такие слова, как «руководство», «воздействие» и тому подобные. «Да, конечно, – говорю я себе, – я был ведомым». – И лишь теперь возникает идея эфемерного, неощутимого влияния.

176. Вспоминая этот опыт, я испытываю ощущение, будто существенным в нем было именно «переживание влияния», связи – в противоположность любому простому совпадению явлений; но одновременно мне не следует именовать всякое испытанное переживание «опытом влияния». (Тут присутствует зачаток идеи о том, что желание не есть явление.) Я хотел бы сказать, что испытал «потому что», и все же не хочу называть любое явление «переживанием потому что».

177. Хочу сказать: «Я испытываю потому что». Не потому, что помню подобное переживание, но потому, что, размышляя о том, какие переживания испытывал в каком случае, я смотрю на все опосредованно, через понятие «потому что» (или «влияние», или «причина», или «связь»). – Конечно, правильно говорить, что я провожу линию под воздействием образца; однако все заключается не просто в ощущениях, пережитых мною, когда я чертил линию – при определенных обстоятельствах я мог бы провести линию параллельно первой, – но даже это, в свою очередь, не явилось бы существенным для состояния «быть ведомым».

178. Мы также говорим: «Вы видите, что меня направляют», – и что вы видите, когда вы это видите?

Когда я говорю себе: «Но меня направляют» – возможно, я делаю движение рукой, обозначая руководство. – Сделай такое движение рукой, будто ведешь кого-то, а потом спроси себя, в чем состоит направляющее свойство этого движения. Ведь ты же никого не ведешь. Но тебе, тем не менее, хочется назвать это движение «направляющим». Это движение и ощущение не содержат сути «руководства», и все же слово само побуждает его употребить. Это просто единичная форма направления, побуждающая употребить данное выражение.

179. Вернемся к нашему случаю (151). Ясно, что мы не должны говорить, будто Б вправе утверждать: «Теперь я знаю, как продолжить», лишь потому что он подумал о формуле – если опыт не доказывает наличие связи между размышлением о формуле (ее произнесением или записыванием) и фактическим продолжением ряда. И очевидно, что такая связь действительно существует. – Теперь можно предположить, что предложение «Я могу продолжить» означает: «Я обладаю опытом, который обрел эмпирически, чтобы продолжить ряд». Но подразумевает ли это Б, когда говорит, что может продолжить? Приходит ли это суждение ему на ум или он готов привести его в объяснение того, что имел в виду?

Нет. Слова «Теперь я знаю, как продолжить» употребляются правильно, когда он думает о формуле; то есть допуская, что он изучал алгебру и применял подобные формулы ранее. – Но это не означает, что его утверждение лишь краткая форма описания всех обстоятельств, составляющих сцену для нашей языковой игры. – Подумайте, как мы учимся употреблять выражения «Теперь я знаю, как продолжить», «Теперь я могу продолжить» и прочие; в каком семействе языковых игр мы изучаем их употребление.

Можно также вообразить случай, где вообще ничто не приходит Б на ум, однако он внезапно говорит: «Теперь я знаю, как продолжить» – возможно, с облегчением; и фактически продолжает ряд, не применяя формулу. И в этом случае мы тоже должны сказать – при определенных обстоятельствах, – что он вправду знает, как продолжить.

180. Вот как употребляются эти слова. Совершенно неверно, в данном последнем случае, например, называть слова «описанием психического состояния». – Скорее, правильно называть их «сигналом»; и мы судим, надлежащим ли образом их использовали, по тому, что Б делает дальше.

181. Чтобы понять это, нужно рассмотреть и следующее: предположим, Б говорит, что знает, как продолжить, – но когда хочет продолжить, то колеблется и не может этого сделать; должны ли мы сказать, что он ошибался, говоря, будто может продолжить, или, скорее, что он смог продолжить, но не может сейчас? – Очевидно мы скажем разное в различных случаях. (Рассмотрим случаи обоих типов.)

182. Грамматика слов «подходить», «быть в состоянии» и «понимать». Упражнения: (1) Когда о цилиндре З говорят, что он подходит к полому цилиндру H? Лишь когда З входит в H? (2) Иногда мы говорим, что З перестает подходить к H в такое-то время. Какие критерии используются в данном случае, чтобы это могло произойти? (3) Что считать критериями изменения массы тела за определенное время, если тело не лежало на весах? (4) Вчера я знал стихотворение наизусть; сегодня я больше его не помню. В каком случае имеет смысл спрашивать: «Когда я перестал его знать?» (5) Кто-то спрашивает меня: «Вы можете поднять этот вес?» Я отвечаю: «Да». Тогда он говорит: «Сделайте это!» – и я не могу поднять вес. При каких обстоятельствах считалось бы оправданием сказать: «Когда я ответил “да”, я мог сделать это, а теперь не могу»? Критерии, которые мы принимаем для слов «подходить», «быть в состоянии», «понимать», намного более сложные, чем может показаться на первый взгляд. То есть игра с этими словами, их вовлеченность в языковое общение, осуществляемое посредством их, более запутанная – роль этих слов в нашем языке иная, нежели мы склонны полагать.

(Эту роль мы должны понять, чтобы разрешить философские парадоксы. И, следовательно, определения обычно не в состоянии их разрешить; как и, a fortiori, утверждения, что слово «неопределимо».)

183. Но фраза «Теперь я могу продолжить» в случае (151) означает то же самое, что «Теперь мне открылась формула» или что-то другое? Мы можем сказать, что при данных обстоятельствах оба предложения имеют одинаковый смысл, достигают того же результата. Однако в общем эти два предложения не имеют одинакового смысла. Мы действительно говорим: «Теперь я могу продолжить, я подразумеваю, что знаю формулу», как говорим: «Я могу погулять, я подразумеваю, что у меня есть время»; но и: «Я могу гулять, я подразумеваю, что уже достаточно окреп»; или: «Я могу гулять, мои ноги это позволяют»; то есть когда мы противопоставляем это условие прогулки прочим. Но тут следует остерегаться представления, что имеется некая совокупность условий, соответствующих природе каждого случая (например, для прогулки), так что человек не мог бы гулять, но гулял, при выполнении всех условий.