Долина - читать онлайн книгу. Автор: Бернар Миньер cтр.№ 40

«Как и предсказывал Ницше, ценности обратились в свои противоположности: зло стало почетным, а добро – постыдным. И зло везде совало свой нос. Даже детей это не миновало», – подумал он.

– Нет. Он слишком расшалился. А сейчас смотрит кино вместе с Шарлен и детьми.

– Дай-ка мне его. Хочу с ним поговорить.

Бывший заместитель Серваса только что поведал ему, что в школе случился инцидент, и касался этот инцидент Гюстава. Одноклассники дразнили его, что его отец – полицейский. Учитель был вынужден вмешаться. Когда за Гюставом приехала Шарлен, чтобы забрать его, он плакал и не хотел больше возвращаться в школу.

– Не переживай, – сказал Эсперандье, его лицо как раз появилось на экране телефона. – Пойду схожу за ним.

Сервас подумал, что во Франции никто не стыдится своей профессии, кроме полицейских. Какого же мнения о себе страна, где дети следователей вынуждены скрывать профессию родителей, когда их о ней спрашивает учитель в классе? Они ответят: «Папа или мама – служащий, учитель физкультуры, повар…», но никогда не скажут: полицейский, сыщик, фараон, легавый… Что же такое могли наговорить своим чадам родители тех, кто дразнил Гюстава только за то, что тот открыто сказал: «Мой отец – полицейский»? Какой искаженный, извращенный обществом взгляд на профессию они вдалбливали в головы своих детей… Чем можно объяснить подобную ненависть? Каждую неделю в этой стране кончает с собой сыщик. Это вдвое больше, чем в любой другой профессии, кроме разве что фермеров или учителей. И всякий раз, когда реальный или ложный промах полиции становится добычей социальных сетей, на нее немедленно обрушивается поток полных ненависти посланий: «Пойдите и пустите себе пулю в лоб!», «Профессия, где самое большое количество дураков и рогоносцев», «В Тулузе самый лучший сыщик – это мертвый сыщик», «Насилуйте своих баб!». Иногда у этих посланий есть конкретные адресаты. Мартен с ужасом предвидел день, когда его профессия будет никому не нужна и никто не захочет ею заниматься. Может, полицейские сами во всем виноваты? Какая-то их часть – несомненно. За свою карьеру он знавал и коррумпированных до мозга костей, и расистов, и по-звериному жестоких. Но их было не так много, как заставляли поверить некоторые. В стране насчитывалось 144 000 полицейских. А негодяев хватало везде… В любой профессии… В каждой социопрофессиональной категории… Среди богатых и бедных, буржуа и работяг, среди интеллигентов и необразованных, старых и молодых.

У Серваса сжалось сердце, когда он увидел сына на экране телефона. На мальчугане была слишком большая пижама, которую они покупали вместе, но Гюстав потребовал, чтобы размер точно соответствовал его возрасту, хотя и был из-за атрезии более хрупким и щупленьким, чем сверстники. Он подошел с опущенной головой; прядь светлых волос падала на глаза, как шторка. Мартен решил не начинать с неприятного инцидента.

– Ну, как дела, хорошо? – спросил он.

Гюстав молча кивнул, опустив глаза и не глядя на отца.

– Знаешь, а я тут застрял на какое-то время. Но думаю, что, когда вернусь, мы сможем зайти в книжный магазин и… накупить целые тонны комиксов…

– Папа, в школе говорят, что я должен стыдиться профессии своего отца. Что, я правда должен стыдиться?

Мартен почувствовал, как в нем закипает гнев, но постарался сдержаться.

– Нет, это неправда, не слушай их. Они просто повторяют то, что говорят родители.

– А почему родители так говорят? Разве родители не всегда говорят правду?

– Послушай меня, Гюстав. В моей профессии встречаются самые разные люди. И занимаются они самыми разными вещами. И иногда некоторые из них ведут себя очень скверно. Так бывает в любой профессии. С одной оговоркой: людям моей профессии этого не прощают. К примеру, если твой учитель или его коллеги сделают что-то плохое, то родители учеников ужасно рассердятся, даже если среди них есть такие, кто поступает так же, и даже хуже. Понимаешь?

– Нет…

Тогда Сервас решил слегка все упростить и обобщить. В конце концов, с этим мы сталкиваемся напрямую каждый день.

– Мое ремесло состоит в том, чтобы сажать людей в тюрьму, чтобы не дать им возможности воровать, превышать скорость, все вокруг ломать и разбивать и подвергать опасности жизни других. Потому-то те, кто превышает скорость, ворует или ломает все на своем пути, нас ненавидят.

– Значит, родители ребят, которые меня дразнят, воры или превышают скорость? Так, что ли?

– Не совсем…

Он видел, что Гюстав силится понять, наморщив брови, но у него не получается.

– А что ты скажешь по поводу целой кучи комиксов, каких только захочешь? – повторил он, чтобы сменить тему.

Никакой реакции.

– А еще… гм, гм… планшет?

На этот раз сын поднял голову.

Его лицо озарила широкая улыбка, словно солнышко проглянуло вдруг из-за облаков и залило золотом пейзаж, который еще минуту назад был серым и мрачным.

– Правда? – спросил Гюстав, и в голосе его послышалось недоверие.

– Клянусь.

Взгляд сына сразу переменился, неприятный эпизод был забыт, и его целиком захватила перспектива обладания несметным сокровищем. Сервас почувствовал такое облегчение, что и сам удивился.

– А как там Меган и Флавиан? Все в порядке?

Пятнадцатилетняя Меган и девятилетний Флавиан были детьми Венсана и Шарлен. Когда родился Флавиан, Мартен стал его крестным. Он вспомнил то время, когда Шарлен носила Флавиана зимой 2008–2009, а они с Венсаном ловили убийцу в Сен-Мартене.

– Они смотрят Паддингтона.

– Паддингтона?

Сын посмотрел на него так, словно он свалился откуда-нибудь с Марса.

– Ну, фильм про медвежонка… про Паддингтона.

– Ага, значит, Паддингтон – медвежонок?

– Папа! Ясное дело, Паддингтон – медвежонок! Медвежонок, который любит варенье. Его приютила семья Браун, и еще Джуди и Джонатан. Понимаешь, он приехал из-за границы, и у него никого не было, и Паддингтон искал дом и семью.

Совсем как ты, малыш… Ты тоже искал дом и семью, когда он доверил тебя мне. Вот черт… Что это на него нашло? Он поморгал. Вдохнул побольше воздуха. И застыдился своих повлажневших глаз, давящей тяжести в груди и глупого, смешного желания разреветься.

– Ты хорошо чистишь зубки? – спросил он внезапно осипшим голосом, чтобы заглушить волнение, которое грозило вот-вот задушить его.

Гюстав приблизил лицо к экрану, широко раскрыл рот, вывернул губы и крупным планом продемонстрировал зубы. Из гостиной послышались крики и смех, и мальчуган быстро повернул голову, как котенок, увидевший клубок шерсти.

– Можно я пойду? – весело спросил он, не скрывая нетерпения.

– Беги, беги.

Сервас отсоединился и увидел, что по «Уотсаппу» его вызывает Леа.