Вирусы. Откуда они берутся, как передаются людям и что может защитить от них - читать онлайн книгу. Автор: Андерс Фомсгорд cтр.№ 16

Поезд наконец выехал из темного подземелья, полуденное солнце купало зеленый пейзаж в ослепительном свете, напоминающем бенгальский огонь. «Шеди Гроув» была конечной станцией, она располагалась между Твинбруком и Роквиллем в штате Мэриленд, начинавшемся сразу за пределами города Вашингтон. Лаборатория находилась где-то в районе Твинбрука. Я взглянул на карту метро, висевшую у дверей вагона. Да, все верно, пора выходить.

– Станция «Твинбрук», платформа слева.

Тут выходило не так много народу. Несколько мужчин в костюмах и с газетами в руках быстро зашагали к эскалатору на другом конце платформы. Я же остался стоять, когда поезд уехал: мне хотелось с высоты рассмотреть местность, где нам с семьей предстоит жить в течение следующих нескольких лет.

На удивление зеленый район, повсюду деревья: клены, разные виды хвойных, а еще какие-то необычные растения, похожие на каучуковые, но оказавшиеся впоследствии огромными восхитительными магнолиями. И довольно спокойно, как мне показалось, совсем мало машин и пешеходов. Неплохое место для моей дочки Саши, с умиротворением подумал я. И так тепло, кажется, даже слишком. Видимо, в поезде работал кондиционер. А ведь пока только апрель. Солнце основательно припекало, накрывая волной жара весь Твинбрук: всю зелень, крыши вилл, высящихся над деревьями и кустами, станцию метро и меня самого. Пришлось отступить на несколько шагов назад, под узкий козырек платформы. Обильно потея, я пытался сообразить, в какой стороне находится улица Фишер-лейн, где расположена лаборатория. На крыше здания под названием «Твинбрук-2» должна быть теплица – кажется, ее-то я и вижу примерно в полукилометре от станции на невысоком строении, присоседившемся к бензозаправке «Эксон». А слева от строения с теплицей – огромный роскошный квартал частного сектора. Там мы и будем жить, подумал я, в лабораторию можно будет ездить на велосипеде, а Йонне будет совсем близко до красной ветки метро, когда она станет ездить на работу в Джорджтаунский университет. Первым делом мне предстояло найти жилье и машину – через десять дней приезжала моя семья.

Профессор Ченнок оказался очень симпатичным и профессиональным руководителем отделения Национальных институтов здравоохранения, где мне предстояло работать, а именно – Национального института аллергии и инфекционных заболеваний (НИАИЗ).

– Про вас ходят слухи как про изобретательного исследователя с кучей замечательных идей, а это именно то, что нам нужно для борьбы с ВИЧ и СПИДом, – сказал Ченнок, приведя меня в лабораторию. Переговорив с парой сотрудников, он передал меня в их надежные руки.

Мой будущий начальник, глава лаборатории инфекционных заболеваний при НИАИЗ доктор Фил Джонсон, был примерно моего возраста. Я сразу познакомился с двумя другими учеными: ветеринаром Ванессой и молекулярным биологом Бобом. Фил был уже наполовину лысым, он то и дело беспокойно и застенчиво отводил умный, чуть насмешливый, проницательный взгляд, хотя самомнения ему явно было не занимать. Я сразу понял, что личное общение между нами будет натянутым, зато в профессиональном плане мы наверняка сработаемся. И действительно, почти сразу он взялся демонстрировать мне технологию, которую их лаборатория применяла для определения последовательностей генов в полученных вирусах. Начальник вручил мне целую стопку свежих лабораторных протоколов, которые я должен был внимательно изучить, и познакомил с теоретической основой предстоящих нам экспериментов, изложенной на доске в коридоре. Мы наткнулись на пару лаборантов мужского пола – именно этого, потому что мужчины не беременеют и, соответственно, не уходят в декрет на целых две недели. Такая «роскошь» была доступна в то время в США только женщинам вплоть до того момента, как в 1993 году отпуск по уходу за новорожденным продлили до 12 недель. Один из лаборантов по имени Джордж, завидев Фила, радостно поприветствовал его:

– Доброе утро, мистер Джонсон!

Его слова прозвучали забавно и заискивающе одновременно. Фил посмотрел на Джорджа и ядовито прошипел:

– Доктор Джонсон, болван!

Джордж ничуть не обиделся и отреагировал на оскорбление моментально:

– Мистер Болван к вашим услугам!

Улыбнувшись, Джордж пошел дальше. Это они тут так шутят?

Фил показал мне, как выдавливать узкую полоску геля, применяемого для секвенирования ДНК ^[14], который должен быстро затвердеть между стеклянными пластинами размером 50 на 80 сантиметров. Это была непростая процедура. Он объяснил, что поверхность должна быть идеально чистой, чтобы избежать попадания между ними малейших воздушных пузырьков. После трех попыток, сопровождавшихся бессчетным количеством ругательств, мы наконец выдавили нужное количество вещества и приготовились перенести из пипетки на слой геля, помещенного на специальный электронагреватель, несколько микролитров радиоактивно меченных образцов ДНК. Процесс секвенирования занимает несколько часов. Образцы должны пройти сквозь слой геля, после чего на рентгеновской пленке можно будет разглядеть радиоактивные точки и по ним прочитать последовательность генов в клетке. У нас с лаборантом Крисом было время пообедать.

Коллега расспрашивал о моем образовании и жизни в Дании. Он воспринял меня как веселого парня и никак не мог привыкнуть к тому, что я вообще-то врач. Крис объяснил мне, что американские медики – солидные люди, окруженные глубоким почтением. Поскольку он не имел представления о Хусуме, я ограничился объяснением, что креативность и чувство юмора являются важными составляющими науки общения и помогают выудить из больных существенные детали, а пациенты бывают очень разные.

Он вдруг поднялся с места со словами:

– Пойду подгоню АэС, – и принес себе еще попить.

– Подгоню АэС, – повторил я. – Что это?

Крис любезно объяснил, что АэС – это кратко «апельсиновый сок». Он просто не напился одним стаканом и принес еще. Ах, ну да, они сокращают все, что только можно, и рассчитывают, что собеседник по контексту догадается, что имеется в виду. Видимо, американский английский – особый язык, которому мне предстояло обучиться.

В лаборатории мы с Филом продолжили возиться с гелем. Близилась кульминация: он готовился аккуратно отделить друг от друга стеклянные пластины, не повредив достаточно большой по площади, но очень тонкий слой теплого радиоактивного геля. В итоге вышло так, что он снялся вместе с одной из пластин лишь частично, а половина осталась на второй. Лицо Фила стало свекольного цвета, и он взревел:

– А, черт, зараза, дерьмо, проклятие… – и, разломив стекла в попытке окончательно разъединить их, нервно соскреб гель пальцами, а затем с яростью швырнул ошметки в стену. – Смегма ублюдская! – завершил он поток ругани. Я был впечатлен.

Судя по всему, он был не только исследователем, но и практикующим врачом. Около часа мы по крупицам соскабливали радиоактивный гель с пола и стен. Джордж и Крис, не в состоянии сдержать истерический хохот, вынуждены были удалиться на улицу.