— Почему?
— В пару с совместителем Денис Альбертович ее никогда не поставит. Только с кем-то из основного состава, у кого нервы покрепче. Я, например, могу ее выносить, а вот Алексей Алексеевич — нет. Она его однажды довела до того, что он около часа работать не мог — руки тряслись как при Паркинсоне…
[18]
Медсестры охотно откликнулись на приглашение Данилова и даже согласились подождать, пока он пообщается с заведующим отделением. На немой вопрос, читавшийся во взгляде Дениса Альбертовича Данилов ответил едва заметным отрицательным движением головы. Истории Денис Альбертович просматривал бегло, видимо Бурлай с Кошелевым были у него на хорошем счету. На выходе Данилов замешкался и когда остался с Денисом Альбертовичем наедине, попросил список тех пациентов, чья смерть стала неожиданностью для врачей. С указанием даты смерти, основного диагноза и номера истории болезни. Заодно попросил и графики дежурств, начиная с октября прошлого года. Денис Альбертович пообещал составить список «прямо сейчас» и прислать вместе с графиками по электронной почте. Следующий раз Данилову предстояло дежурить через неделю, но он предупредил, что заглянет в отделение днем во вторник, девятого марта, вроде бы для того, чтобы сделать копии нужных историй болезни. Метод Данилова был простым — наблюдать и думать, думать и наблюдать.
На кофе Данилов потратился не напрасно — у него появились первые подозреваемые. Когда он словно бы мимоходом заметил, что его шеф — заведующий кафедрой очень высокого мнения о Денисе Альбертовиче, Инна, работавшая в отделении уже пятый год, сказала, что Денис Альбертович «вообще замечательный» и что его не любят только некоторые идиотки. Оксана, пришедшая в отделение в декабре, согласно кивнула — так оно и есть.
— Вы, наверное, имеете в виду доктора Дебихину? — предположил Данилов.
— Не только, — усмехнулась Инна. — Дебихина — это клинический случай неадеквата, она плохо относится ко всем, без разбору. Работала бы при Хобте, так и его бы не любила. Но есть у нас две лисички-сестрички — Верка и Надька Нечухаевы, так вот они Хобту просто боготворили, а Дениса Альбертовича ненавидят. Все им не так…
— Надьку вы видели, — вставила Оксана, — она нас сменяла. Рыжие кудряшки и нос, как у Буратино.
— Сестрички — старые девы, — продолжала Инна. — Они живут вместе с престарелой мамашей, которая один день умирает от кишечной непроходимости, а другой день от стенокардии, но все никак не умрет. Одну ее надолго оставлять нельзя, потому что она в глубоком маразме, так что Верке с Надькой приходится работать в разные смены. То ли им что-то перепадало от Хобты, то ли они были в него влюблены, но перед ним они просто стелились и трепетали. А про Дениса Альбертовича постоянно гадости говорят и ждут не дождутся, когда его совсем снимут из-за плохих показателей. Хотя он им ничего плохого не сделал, только хорошее.
— Такие вот они сучки! — подвела итог Оксана.
«Если две сестры работают поочередно на одну ставку, то они проводят в отделении четырнадцать суток в месяц, — подумал Данилов, — а если на полторы — то все двадцать. Уйма времени! Много можно успеть сделать».
К лисичкам-сестричкам определенно следовало присмотреться. Да и к доктору Дебихиной тоже, несмотря ни на что.
Глава пятая
Шебутной Одиссей
В Коломну решили ехать на электричке. Данилов уселся в углу у окна, дождался наступления десяти часов и начал обзвон старых знакомых. У того, кто успел поработать и там, и здесь, и еще где-то в любом месте всегда найдется нужный человек, а то и несколько. Начав с поздравлений (все старые знакомые оказались женщинами), Данилов спрашивал про жизнь, вспоминал что-то из общего прошлого, вкратце рассказывал о себе, интересовался нет ли у собеседницы приличного кандидата в женихи, а то дочь можно сказать, на выданье (одиннадцатилетняя Мария Владимировна корчила при этом свирепые гримасы и показывала заботливому отцу кулак), а затем переходил к сбору нужной информации.
— У вас до недавних пор работал в реанимации доктор Бурлай, Федор Никитич. Помнишь такого? Меня главный врач одной дружественной больницы попросил навести о нем справки… Хочет взять его к себе заведующим. Только это строго между нами, потому что еще ничего не решено. Зачем человека напрасно обнадеживать?..
В двух разговорах из пяти Данилов интересовался доктором Кошелевым. Выслушав характеристику «кандидата на заведование», Данилов интересовался отделением, в котором раньше работал кандидат. Место работы оказывает влияние на человека. В хорошем отделении средненький врач может подтянуться до уровня крепкого профессионала, а в плохом и профессионал деградирует. Мимоходом звучал вопрос о летальности, которая всякий раз оказывалась в пределах допустимого. Помимо прочего, Данилов узнал, что Кошелев ушел из авиационной клиники после скандала с начмедом. Врач из отделения эндокринологии, у которого в реанимации лежал двоюродный брат, попросил Кошелева провести к нему жену. Кошелев согласился, в таких вещах коллегам обычно не отказывают. Посетительница была одета должным образом — халат, шапочка, маска, на ногах сменная обувь плюс бахилы и собиралась пробыть у постели мужа не более пяти минут, но буквально следом за ней в отделении появился начмед, который выгнал посетительницу из зала и пообещал Кошелеву, как старшему врачу смены выговор и лишение премий на полгода. Кошелев возмутился, потому что наказание совершенно не соответствовало проступку, наговорил начмеду дерзостей и приложил к объяснительной заявление об увольнении по собственному желанию.
— Алексей по знанию и опыту годится на заведование, — сказала старая знакомая, — но по характеру не очень.
— Да я на его месте тоже бы разозлился, — ответил Данилов. — Одно дело, когда по реанимации толпы родственников в уличной одежде разгуливают и совсем другое — родственницу коллеги в халате ненадолго пустить. И за это — выговор с депремированием? Несправедливо!
У одной из старых знакомых Данилов получил сведения об Оксане, которую якобы хотели сделать старшей сестрой. Версию с маньяком, насколько бы неправдоподобной она не выглядела, сбрасывать со счетов нельзя. А за маньяком, по логике вещей, должен был тянуться какой-то след — или не совсем адекватное поведение, или высокая летальность на прежнем месте работы, или еще что-то примечательное… Данилов пожалел, что не узнал, где прежде работала доктор Дебихина и уже хотел позвонить Денису Альбертовичу, но передумал. Не горит. Точнее, может, и горит, но сначала нужно придумать повод для расспросов, ведь Дебихину никто повышать не захочет. Романтический интерес к ней проявить? Вообще-то можно, если только на словах, в рамках предлога для сбора информации, но не на глазах у жены и дочери.
— У меня такое впечатление, будто сегодня не восьмое марта, а второе февраля! — с заметным раздражением сказала Елена, когда Данилов убрал мобилу в карман куртки.