Упрямый волк раз за разом к печке подкрадывался, в шаге от нее садился. И вслух, и в мыслях звал домовика, только хозяин ни в какую: глаза отводит и хоть ты ему кол на голове теши. Только подумал Сириус про кол, как ему по темечку чем-то мягким прилетело и сознание отключилось.
ГЛАВА 20. Спящий царь и серая мышь
— Тьфу ты! Нечисть! Ты чего это удумал? А ну, возвращайся обратно! — выплюнув из пасти верещащую мышь, утираясь лапой, возмущенно рыкнул коргоруша. — Устроил тут цирк, понимаешь. Ты домовой или где?
Мышь, возмущенно усы топорща, поднялась на задние лапки и замахала передними на собеседника. Черный кот уселся напротив, голову склонил набок и удивленно вытаращился на зверушку, пытаясь перевести на человечий язык непереводимый писк.
— Ты чего, Кузьмич? Речь с перепугу отшибло? Ты нормальным языком скажи, а? Я этот твой писк художественный не понимаю! — котяра тоскливо вздохнул и улегся мордой на лапы, озадаченно дергая ушами и подрагивая носом. — Ну я же чую — ты это, кончая дурить, во дворце такое твориться, а ты тут в кошки-мышки играть затеял!
Подскочила мышь к широкой черной морде и с размаху зарядила лапкой по мохнатой щеке.
— Мы-а-р-р-ры-р! — рассерженно рявкнул коргоруша, на лапы вскакивая. — Кузьмич! Ты чего?! За что? За… Погодь! Ты говорить не можешь? — мышь быстро-быстро закивала головой, так что аж уши затряслись. — Правда, что ль? — кот выпустил коготь и осторожно потыкался в серое пузико.
Разъяренный зверек оскалился и погрозил лапкой, а затем громко клацнул острыми зубами в опасной близости возле наглой лапищи, всем своим видом демонстрируя.
— Ой, — подпрыгнул коргоруша. — Я это… проверить хотел… Вдруг ты — это все-таки не ты, а кто-то другой! Да понял, я понял! — плюхаясь на мохнатый зад и подальше пряча лапы от злобно верещащего мыша, ошарашенно забормотал зверь. — А… А делать-то что теперь? Царь окочурился… Ай… Не дерись! Ну не окочурился, дрыхнет сном беспробудным. Царица белены объелась. Ой… Да что ж такое-то! Ну не белены! Крыша у нее потекла… на почве ревности… Отстань от меня, монстр серый! — мохнатая тушка подскочила на месте, уворачиваясь от серого урагана. — Да ясный красный, буду культурно выражаться, — продолжая скакать туда-сюда на месте, спасаясь от зубов острых злобно стрекочущего мыша, завопил кот. — Подумаешь, особи царские, правду не скажи, разумения своего не озвучь! — коргоруша запрыгнул в кресло и ворчал оттуда, косясь на разъяренного домового, в чужой шкурке. — В кои-то веки выслушаешь меня! Ай! — коргоруша вылетел из мягких подушек и взлетел на стол: мышиный домовой добрался до него и цапнул-таки за хвост исключительно в воспитательных целях. — Вот обижусь и съем тебя, — заныла наглая морда, сверкнув желтыми глазищами, на всякий случай подальше от края отодвигаясь. — А если серьезно, что делать-то будем?
Мышь заверещал еще яростней. Коргоруша развалился на столешнице, и только зрачками подрагивал, отслеживая возмущенные прыжки и взмахи тонкого хвостика потерявшего человечью речь домового. Время шло. Кот глаза прикрыл, уши лапами зажал и лежал, тоскливо про себя думая: «Голосище у Кузьмича дай леший каждому. Даже в облике мышином судьбинушка не обделила: пищит так, что в голове отдаётся, а душа в пятки норовит ускользнуть. Толк бы какой с этого визгу заиметь. Ни ежа ж не понимаю, чего он от меня хочет!»
— Мыр-р-р? — приоткрыв один глаз, вопросительно муркнула моорда омхнатая, когда пищание подутихло, а мышь устало рухнул на подушку.
— Пи-пи-пи! — вяло отмахнулся лапкой домовой, переводя дух.
По комнате растеклась тишина долгожданная. Только треск поленьев в камине да робкий стрекот сверчков нарушал молчание сопящего мыша и мурчащего коргоруша. Спустя полчаса домовой подскочил, головой повертел, носом дёрнул, грозно пискнул и лапкой велел коту хвост вниз свесить. Зверь глаза демонстративно к потолку закатил, тяжко вздохнул, но просьбу выполнил.
Шустро взлетел упитанный комочек на стол и торопливо подбежал к чернильнице. Оглядел перья заточенные, прикинул свои возможности, лапкой топнул рассерженно. Да тут же зацепил взглядом карандашик маленький с блокнотиком, который сам же, будучи домправителем, а не серым недоразумением, таскал всегда в кармане штанов. Память памятью, а дел-то много, вот и записывал на бумажку, где ремонт мелкий необходим, где оборка на занавесках оборвалась, а то и мысль какую умную, чтобы по вечеру в тишине, чаёк попивая, обдумать да решение принять.
Мышь огрызок схватил, хвостиком листик перевернул и, язык от натуги высунув, принялся буквы выводить. Коргоруша чуть передвинулся, глаз один приоткрыл и за движениями хозяина следить принялся, улыбку в усах подрагивающих пряча.
— Ты чего удумал-то старый? А ежели она тебя там заметить? А ежели ловушек магических наставила на тебя в обличье мышином? Чего? Мр-рыф! — кот возмущенно дёрнул хвостом. — Я? Тебя? Сожрать? Да как ты!.. Не ты? — коргоруша лапой бумажку к себе развернул и принялся читать послание от домового. — Говоришь, не ведала ведьма, что окромя меня никаких котов во дворце нет? Так и я не кот! А-а-а… Не зна-а-а-а-ла! Ну тады ка-а-а-анеш-на-а-а-а! — зверь довольно фыркнул, принимая похвалу: хорошо в роль вошёл, от настоящего котофея не отличим. — Думаешь, сработала магия-то? И ты… то есть я… э-э-э… короче, съел я тебя уже, что ли?
Мышь застрекотал еще яростней, лапками потрясая и всем своим видом показывая, что еще припомнит лохматому чудовищу минуту страха, которые пережил домовой в пасти у друга. Дай только облик истинный вернуть, коргоруша за шутку дурную отхватит по полной.
— Вот пр-р-р-ра-а-а-во слово, точно обижусь, — сердито сопя, заявил котяра, морду насупленную отворачивая. — Ну что-о-о ещё-о-о? — недовольно дернув ухом, нагло разглядывая скачущего перед носом домо-мышь, протянул коргоруша. — Я — против! Не понесу я тебя на растерзание ведьме проклятой! Ах, меня никто не спрашивает?! Ну ладно! — кот вскочил на лапы, возмущенно дёргая хвостом в стороны. — Сиди тут. Молча! Я на развездку! Вернусь — решим, куда тебя нести и что делать!
С этими словами коргоруша спрыгнул со стола, не слушая мышиные вопли, и растворился в воздухе. Как всегда, последней исчезла ехидная черная морда, скаля зубы в ухмылке. Кузьмичу ничего не оставалось, как пискнуть вслед непослушному коту, продолжить свою писанину в тишине, и ждать друга, время от времени прислушиваясь к дворцовым шорохам, шумам и скрипам.
Домовой в шкуре мыши маршировал по столу, коргорушу дожидаясь, время от времени что-то под нос себе пищал, хвостом размахивал, как шпагой, лапками махал. Дойдя до края стола, Кузьмич останавливался, прислушивался и дефилировал обратно. Скоро воинственному мышу надоело туда-сюда без цели бродить, и решил он домашним грызунам смотр устроить.
Замер Бабай Кузьмич посреди столешницы и задумался: голоса-то нет, как звать Его мышиное Величество? Попробовал свистнуть, как обычно, да тут же сам на себя лапами замахал: не свист, а недоразумение. Дудочку хотел было отыскать в сундуке своем, волшебную, старым недругом подаренную, да вовремя вспомнил, что на её зов мыши-крысы со всей столицы сбегутся, не только свои, дворцовые. Вспомнил про прутик ивовый, который ему Мышегрил подарил, король мышиного семейства из царских подземелий. На всякий случай непредвиденный. Стукнешь им по стене возле плинтуса три раза, ногой притопнешь, Величество на встречу и прибудет.