Земли семи имён - читать онлайн книгу. Автор: Дарина Стрельченко cтр.№ 55

* * *

До тех пор, пока игольное серебро травы не обовьют, можно не торопиться. Это потом каждый миг на вес золота покажется, и не до солнца, не до отдыха станет. А пока гуляй, Альга, швея-колдунья, по пёстрой площади, гуляй да подыскивай цветные нити.

Деревню привычной тропой она миновала быстро. По правую руку крепкие оседлые избушки, по левую – дома да хибары цыганским разнобоем. Улица, как река, собирает притоки тропок от каждого двора, выносит прохожего к лодочному сараю – тёмному, гулкому, стены мхом поросли, из пустых окон дёгтем тянет, смолой, водой, тиной. По другую сторону – широкое озерцо, в которое с десяток речушек впадает, что тянутся от речек пошире. А уж те – притоки вольных рек, что по всем Семи землям воды свои несут. Старые враки – мол, на здешней лодке, на берег не ступая, волоком ладью не таща, можно до самого Грозогорья доплыть. Старые враки, да многие верят, что прежде так и было. Кто-то говорит, что Воробулька, что близ Мёртвого города течёт да пути связывает, обмелела. Кто-то болтает: закрылись древние ворота из земли в землю. Только в легендах, мол, древние меж ними без колдовства плавали. Альга верила раньше, что русалки с Чёрной Реки путь закрыли, да только после того, как узнала тёмных речных дев поближе, поняла: вовсе тамошним русалкам не до людских дел.

Так и ей сейчас дела нет до лодочных легенд, и путь она держит вовсе не к тёмному сараю, водорослями пропахшему, а на ту сторону озера, на простор, где под сосновым шатром раскинулась дикая ярмарка.

Каждую осень рассыпала она свои огни, ленты да лари, целый городок вставал на берегу озера. Кто их знал, проезжих торговцев, что им в деревушке не из богатых требовалось. И навару со здешних жителей почти никакого – придут, поглазеют, хорошо, если леденцы или семена купят, да уйдут. А ярмарка каждый год, как по часам, по скорому осеннему солнцу встаёт. Разбрасывает свои огни, ленты да лари, распахивает сундуки, пестрит, каруселью кружится. А как уедет – деревня словно одурманенная остаётся посреди осени, в туманах да загадках.

Альга и сама ходит на сосновый заозёрный луг всякий раз, как бубенцы ярмарочные зазвенят. Но не сласти, не наряды выискивает себе, не колдовские цветы, не тёмные книги.

Ни швей, ни портних, равных ей, нет ни в их деревне, ни в окрестных. А значит, и инструмент подходящий сыскать негде, кроме как самой вдаль ехать или у проезжих глядеть. Альга за деревней никогда не бывала, глубже леса наяву не заходила, а потому и иглы свои, нити да ткани, мел, бусины да особый лён только на ярмарке и брала. А нынче нити требуются, каких у неё никогда не бывало. Крепкие, да нежные, толстые, да самые ласковые: жизнь сшить – не на живульку сметать.

Сосны кладут на шатры ароматную тень, роняют хвою. Тихо горят за стволами первые деревенские огни, а туман уже грозится от реки сумерками, заморозками. Утреннее солнце что обман: может, и было, да от тепла ни следа не оставило. Кутаются деревенские в шали, ребятишки дышат на озябшие руки, но никто по домам не спешит. Ярмарка притягивает сахарным теплом, янтарным светом, звоном, золотом. А там, позади, деревня без всяких чудес, серая осень да скорая зима.

Альга бродит между яркими палатками, ищет нужную нить. Вот пряничный ряд – глядятся липкими боками обсыпанные марципаном круглые пряники, инжирные творожники. Вот целый прилавок шоколада: розовый, белый, чёрный, какой пожелаешь. Альга покупает чёрную плитку, убирает поглубже. Терпкий горький дух, словно от лесной травы, от шоколада идёт. Если бы не плавился так легко в руках, сошёл бы и за сердце её работы будущей.

До сих пор она не решила, что для сердца подобрать. Воронье яйцо? Ядовитый цветок? Орех? Яблоко? Восковой шар?.. Пока думала, пока нитки выглядывала, не заметила, как соседа локтем подтолкнула. Подняла глаза – высокий, русоволосый, поперёк щеки шрам и мелкие родинки у висков, как мушки. Сама не зная отчего, улыбнулась ему, а он в ответ кивнул, словно знакомой. Альга отошла скорее, да краем глаза заметила, как подбежала к нему сзади девушка: платок в подсолнечник, в руках – торбочка со сладостями, на синеглазом лице – веснушки да улыбка.

Уходя, решила она князя своего будущего похожим на этого молодца сделать.

Князя.

Ещё и не сшила, а уже князем в мыслях нарекла.

Усмехнулась Альга, не зная, что наречение это – предвестие вещих снов, грядущих слов.

Вот пёстрые платья, пояса, платки и свитки, вот свечи пчелиного воска, вот соты – мёд через край, вот каменных дел мастера выложили кошачий глаз, тёмный антрацит, оникс, жемчуг, малахит… В сумерках что куски звёзд светятся. А вот и травяная лавочка. В ворохе трав и купальница, и пшеница, и крапива, и жгучий борщевик, в тряпицу завёрнутый. Отдельно, в льняных салфетках, особые травы: горицвет-отведиглаз, чернорец, серая трава. Альга ревниво перебирает, глядит намётанным глазом: хорошо ли травница высушила стебли, на верную ли луну собрала лепестки. Словно соперничает каждый год с ярмарочной торговкой, и каждый год в запасе её хоть одной травки да недостанет… Вот и на этот раз покупает Альга бруснику и живицын лист. Первая на долгую зиму охраной дому выстывшему станет, а второй ровно для задуманного сгодится.

Наконец доходит она и до разносчика ниток. Прилавок его скромен – всего-то один поднос с десятком катушек. Но кто знает, куда глядеть, тот и среди скромности жемчужину отыщет. Отыскала нужное и Альга. Улыбнулась катушечнику, заплатила, добавила нить к шоколаду да травам и через пустую, тихую деревню вернулась домой.

Времени осталось – шоколад сварить. А там и полночь. Там и работа. Скроить, наметить да отпустить. По опыту знает Альга, что сил останется ровно на то, чтобы из ткани куски размеченные вырезать. Но коли вырезаешь, так сразу сшивай, а не то всё насмарку. Да только чтобы сшить, нужно и с мыслями, и с силами собраться, а там уже до самого конца без роздыху.

Потому – скроить, мелом швы да контуры наметить, ночь переждать – и за дело. К первому снегу Альга думала управиться. Не пережить ещё одной зимы в одиночку. Нужен страж. Нужен князь.

Как мало людей ведало о настоящем шитье, об изнанке полотен, так же мало и о шоколаде настоящем слышали – о том, что не сладость это и не забава, а горькое колдовство.

Шоколад – горькая вода, травяной отвар.

В очаге уваривался солнечный виноградный сок с корицей, гвоздикой, с горошиной перца. Плитку тёмную Альга разломала, опустила в душистый вар. Подложила в очаг чёрную ольху, нежную липу, дождалась, пока накалится, закипит напиток. Влила свежего молока, сняла с огня, обернула льняным полотном. Вот и готова малая забава, горькая сладость. Теперь за работу.

Идут ночи, тянутся дни, пот течёт по спине, на лоб градом катится. Шьёт черноглазая Альга.

Терпкие травы, лесным ароматом пропитанные, сушатся на горьком осеннем солнце. Стебли к вечеру звонкие да прозрачные, а за ночь снова холодной влагой напитываются, распускаются. Наутро сушит их солнце, до самого заката последней золотой лаской одаривает, а потом, до рассвета, вновь свежая роса обвивает.