Расплата - читать онлайн книгу. Автор: Ирса Сигурдардоттир cтр.№ 34

– Думаю, что скоро. Я вообще-то не считал, но они сказали, что это случится скорее раньше, чем позже. – Бальдур зевнул. Похоже, перспектива ограниченной свободы нисколько его не волновала. С другой стороны, нежелание обсуждать данный вопрос могло быть следствием того, что длительный срок повлек за собой временную утрату этой привилегии. Что-то подсказывало Фрейе, что тема смущает его даже больше, чем ее. Она часто в предыдущие посещения говорила, что сожалеет, вынуждая брата тратить минуты отведенного времени на заверения в том, что он не винит ее. – По крайней мере у меня куча времени, чтобы спланировать, как я проведу этот день.

– Как только узнаешь, сразу сообщи, чтобы я успела взять отгул. Подброшу, куда надо, и все такое, – торопливо добавила Фрейя, чтобы он не подумал, что она намерена контролировать его.

Бальдур кивнул.

– Обязательно. Не хотелось бы тащиться в город пешком. – Он подмигнул ей и снова зевнул, исчерпав интерес к предмету.

Глядя на него, можно было подумать, что он не осознает, сколько еще лет проведет в заключении и что выпустят его только на два часа в день. Фрейя представить не могла, чем он занимается остальное время. Хотя, конечно, брат выбирал определенную для каждого квоту посещений и мог бы попросить увеличить ее при смягчении режимных требований. Фрейе повезло получить разрешение в столь короткий срок; обычно ждать после подачи заявки приходилось две недели. На первом месте у него стояла теперешняя подружка, и от ее посещений Бальдур ожидал, разумеется, большего, чем от разговора с сестрой. Но подружка простудилась и осталась дома, что Фрейя интерпретировала как признак скорого конца этих отношений. Сопротивляться его энтузиазму и беззаботности было невозможно, пока он находился рядом, но в его отсутствие чары рассеивались, и чем меньше времени человек проводил с ним, тем скорее растворялось обаяние.

– У вас тут недавно освободили некоего Йоуна Йоунссона. Что можешь о нем сказать? Сидел за изнасилование и убийство маленькой девочки.

Бальдур посмотрел на нее большими глазами.

– Почему ты интересуешься этим куском дерьма?

Он развернул ириску, которую достал из бумажного пакетика. На посылки с продуктами и сладостями для заключенных власти наложили недавно запрет, но при этом им разрешалось делать заказы и оплачивать их из своего кармана. Нововведение облегчило Фрейе жизнь, поскольку угождать постоянно меняющимся вкусам брата становилось все труднее. Он был то вегетарианцем, то веганом, то сыроедом, то фанатом спорта, отказывавшимся от всего, кроме протеинового порошка, хотя в другие дни хотел только мяса и сладостей. В этот раз она не принесла брату продуктов, ограничившись книгами, одеждой, компьютерными играми и другими развлечениями, некоторые из которых нельзя было назвать полезными. С пустыми руками Фрейя не приходила никогда, хотя посылки передавались заключенным далеко не сразу. Выбрать подарок не составляло труда, потому что брат постоянно чем-то увлекался, хотя, как и с его подружками, увлечения не длились долго.

Бальдур забросил в рот конфету, прожевал и спросил:

– Он что, снова погорел на том же?

Фрейю даже передернуло.

– Господи, нет… По крайней мере надеюсь, что нет. – Она отвела рукой предложенный пакетик. – Просто меня попросили помочь в одном деле, в котором всплыло его имя. Я прочитала отчет о процессе, но о самом Йоунссоне там почти ничего, поэтому я тебя и спрашиваю. Ты же наверняка сталкивался с ним здесь. Выпустили его совсем недавно.

Невнятно, как будто ириска приклеилась к языку, Бальдур пробормотал:

– Йоун токсичен. Даже не знаю, как еще его описать. Когда он был здесь, я частенько ловил себя на том, что стараюсь не дышать. – Его симпатичное лицо перекосила гримаса отвращения. – Мне еще повезло, что в одном коридоре мы оставались недолго.

– Он и на самом деле такой мерзкий тип? Я читала в одном интервью, что в тюрьме он обрел Иисуса. По его словам. – Сейчас, как и много лет назад, Фрейя нисколько не сомневалась, что набожность насильника и убийцы – не более чем притворство.

Бальдур поцокал языкам.

– Знаешь, он не единственный, кто играет в эту игру. Но он – один из немногих, кто в результате становится от этого еще омерзительнее. Худшего притворства я в жизни не видывал. У людей, когда они читают Библию, глаза бегают по строчкам. У него – нет. Держу пари, он просто сидит и мысленно разыгрывает свои больные фантазии с детьми. – Бальдур снова поморщился.

– Я тоже так думаю. – Характеристика, которую дал Йоунссону брат, нисколько не удивила Фрейю. Одного она не понимала, зачем тому понадобилась вся эта чушь с обретением религии. Ясно же, что никто на такое не купится. Осужденные за убийство не подлежали освобождению по отбытии половины назначенного срока, так что мотивом это быть не могло. – Таким, как он, наверное, приходится нелегко? Может быть, Йоунссон рассчитывал через обращение к религии избежать насилия со стороны других заключенных?

Бальдур рассмеялся.

– Ты серьезно? Есть такое распространенное заблуждение, будто педофилы и насильники в тюрьме получают по полной. Так вот, никто им здесь задницу не рвет. Может быть, с ними общаются меньше, чем с другими, но и только. С какой стати мы должны наказывать их? Зачем рисковать, нарываться на ужесточение режима и даже добавку к сроку? Нет, если общество хочет затруднить этим ублюдкам жизнь, то пусть само и разбирается.

Последовавшую за этим паузу заполнили звуки из комнаты за стеной, где пара занялась сексом.

Бальдур зашуршал бумажным пакетом с ирисками. Фрейя заерзала на потертом стуле, надеясь, что тот хотя бы заскрипит ножками. Ей нестерпимо хотелось встретиться с братом там, где тебя не жмут стены, где можно свободно дышать: на скамеечке в центре города или даже, если уж на то пошло, на пустоши. Вот только рассчитывать на это в ближайшее время не приходилось.

– Тогда для чего это притворство?

– Ну, на этот вопрос отвечать должна ты, а не я. Разве не с такими типами ты работаешь каждый день?

Бальдур никогда не понимал, чем Фрейя зарабатывает на жизнь и почему она выбрала сферу жизни, где полным-полно горя и страданий. Ему это было так же чуждо, как ей – карьера преступника. Он всеми силами старался избежать конфликта, и это плохо сочеталось с безудержным оптимизмом, который был главной чертой его характера.

– С такими не работаю, – терпеливо объяснила Фрейя. – Я работаю с их жертвами. С насильниками, слава богу, не сталкиваюсь. Я, можно сказать, прибираю за ними.

– Вот и хорошо. И, главное, держись подальше от этого гаденыша Йоуна.

– Не беспокойся.

Никакого желания знакомиться с педофилом Фрейя не испытывала. А вот его сын ее заинтересовал. Теперь, когда память о его вспышке злости несколько потускнела, она начала склоняться к той точке зрения, что никакой опасности Трёстюр не представляет. Кроме, разве что, для своего отца, поскольку инициалы ЙЙ в письме обозначали, вероятно, его. Что касается других инициалов, то определиться с ними было труднее, если только за ними не стояли приятели-педофилы его отца. Или просто другие ребята, которых Трёстюр считал тогда своими врагами. Фрейя не думала, что у них есть основания оставаться начеку, кроме разве что Йоуна. Трёстюр и его сестра, Сигрун, почти наверняка пострадали от рук отца, и теперь, когда Йоун вышел на свободу, это вполне могло вызывать у них беспокойство. Возможно, не за себя, а за других потенциальных жертв. Как долго продержится их отец, прежде чем снова начнет пить и утратит привитый в тюрьме самоконтроль? Несомненно, они боялись повторения ситуации, когда все считали их детьми чудовища, чье имя трепали все средства массовой информации. И возможно, предсказание Трёстюра насчет убийств в год, когда его отец выйдет на свободу, не просто совпадение. Должно быть, родственников предупредили, что Йоун сможет освободиться после отбытия двух третей срока. Возможно, Трёстюр уже тогда вынашивал безумную идею стать ангелом мщения, избавляющим мир от педофилов. Фрейя сделала мысленную пометку: сопоставить инициалы в письме с инициалами известных полиции педофилов десятилетней давности.