Книжный магазинчик прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Эми Майерсон cтр.№ 18

«Мне очень понравилось ваше выступление», – сказал папа, убирая руку.

«Любишь рок?» – спросила мама с презрением, на которое способен лишь двадцатилетний человек.

«Господи, Сьюзи. Этот парень пытается сделать тебе комплимент. Не будь такой стервой», – пробасил директор.

«Иди нахрен, Гарри».

Мама схватила электрогитару и убежала со сцены.

«Не принимай близко к сердцу, – посоветовал директор, повернувшись к моему отцу. – Сьюзи уверена, что ей, как музыканту, нужно время от времени вести себя по-свински».

Но стоило маме заговорить с папой, как он понял, что влюбился.

Каждую пятницу он ходил на концерты Lady Loves. Ему нравилось слушать, как мама поет, нравилось наблюдать за тем, как она забывала, что находится на сцене, забывала о своем колючем образе, и неприветливые черты лица смягчались, а нежный голос зачаровывал.

Выступления сменялись новыми концертами, а отец чувствовал, что мама была совсем молода, и жизнь ее еще не сломила.

В тот вечер, когда мама села за его столик, не произошло ничего особенного. Закончив выступление, она плюхнулась напротив и завязала волосы в хвост. У нее были тонкие, по-девичьи милые черты лица. Она не улыбалась, но папа знал, что ей хотелось.

«Сколько у тебя галстуков?» – небрежно поинтересовалась она.

Данный вопрос сильно его удивил, и он невольно поправил узел. Галстуков у него хранилось столько, что почти каждый из них надевался всего один раз. Никто и никогда не спрашивал папу о его коллекции. Более того, никто этого и не замечал.

«Около двухсот», – признался он.

«В какой ситуации может понадобиться двести галстуков?»

«Ни в какой».

«Тогда зачем тебе столько?»

Папа понятия не имел, какие привести доводы. Его родители и младший брат умерли, когда он учился в университете. Дяди погибли на войне еще до того, как он родился. Бабушки и дедушки скончались много лет назад. У него были друзья детства, приятели с юрфака, знакомые по работе, стабильный поток подружек, но никого, кто дарил бы ему подарки на день рождения и с кем бы он отмечал День благодарения. Поэтому папа покупал себе галстуки каждое Рождество и на каждое повышение, как напоминание, что он может позаботиться о себе сам.

«Было бы странно, если бы у меня валялось двести пар обуви», – наконец, ответил он.

Мама захихикала и убежала паковать вещи вместе с группой.

Стоило папе рассмешить ее, и она тоже поняла, что влюбилась.

* * *

Когда я вернулась домой, папа сидел за обеденным столом и пытался сложить льняные салфетки в оригами по маминому идеальному образцу.

– Смотри, – сказала я, забирая у него салфетки. Я показала ему, как сложить их в три длинные полосы, затем подогнуть сначала одну сторону, а потом – другую, чтобы получился ровный конвертик.

– А у тебя так хорошо получается, – усмехнулся папа и ушел на кухню.

Папа копошился в ящиках, роняя и убирая сковородки, а я вытащила телефон и напечатала: «Эвелин Вестон», не зная, что еще можно дописать к этому имени в поисковик. Несколько Эвелин Вестон нашлось на «Линкедине», в «Твиттере» и IMBD. Но нужная мне Эвелин Вестон умерла много лет назад, когда еще не существовало социальных сетей и новостной ленты, так что, по всей видимости, мне предстояло разузнать о ней информацию старым способом: через общение с людьми, а не с гаджетами.

Папа вернулся с двумя деревянными подсвечниками, в которых стояли две чуть изогнутые свечки.

– Оказывается, резьба по дереву – не мое.

С тех пор как папа вышел на пенсию, он пытался найти какое-нибудь хобби, но работать руками у него не особо получалось. Его максимум – поменять лампочку, а все, что сложнее, выполняли специалисты. И вдруг внезапно, в свои шестьдесят с лишним лет, он решил стать ремесленником. Мама предложила записаться на занятия, но папа считал, что ремесленнику суждено быть самоучкой. Поэтому он покупал книги и журналы и смотрел видео на Ютубе. Начал он с кресла-качалки, но затем быстро снизил свои амбиции до деревянного ящика.

– Я показывал книжную полку, которую недавно сделал? Сейчас я ее окрашиваю. Если б не знала, что это я, подумала бы, что мы ее купили.

– Ты слышал про Эвелин, жену Билли?

Не ожидала, что мой вопрос прозвучит так резко.

– Мама рассказала тебе об Эвелин? – Его голос был удивленным, но не встревоженным. С другой стороны, папа всегда хорошо скрывал эмоции. Годы работы адвокатом давали свои плоды.

– Она призналась, что назвала меня Мирандой из-за Эвелин, из-за ее любви к «Буре». – Разумеется, я немного приукрасила. Если папа решил, что мама рассказала мне чуть больше положенного, значит, и ему можно пролить свет на семейную тайну. – Они с мамой близко общались?

Папа протянул руку к подсвечнику и, пощупывая его подушечками пальцев, ответил:

– Еще с детского сада.

– Они выросли вместе? – изумилась я, на что папа кивнул, не сводя глаз с подсвечника. – Но как она умерла?

Он приподнял подбородок.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я ведь даже не знала, что Билли был женат. До сегодняшнего дня я даже не слышала имя Эвелин! Так ты в курсе, как она умерла?

– Сильный приступ.

– Эпилепсии?

– Не думаю. – Папа отвернулся к стеклянным дверям, за которыми мама осматривала почву под кустами роз. – Может, спросишь, чем она там так долго занимается?

– Она сказала, что скоро вернется. Так что случилось с Эвелин?

Внезапно прозвенел таймер на духовке, и папа в мгновение ока убежал на кухню. Само собой, он не собирался рассказывать мне правду. Они с мамой были совершенно неразлучны, единое целое. Иногда я завидовала их союзу. И, естественно, если мама что-то скрывала, то и папа тоже.

Кирпичный фасад «Книг Просперо» остался точно таким же, каким он был в моей памяти, а вот окружающие его здания изменились. Сансет-Джанкшен, руины старой железнодорожной станции, превратились в отдельный район с кафешками, барами, сырными магазинами и бутиками. Каждый квадратный метр бульвара Сансет был застроен. Люди обедали под навесами закусочных, а мимо них прогуливались пары с колясками.

Я стояла снаружи «Книг Просперо», рассматривая старую вывеску, которую перекрасили, но в общем и целом не тронули. Просперо держал в правой руке посох, в левой – книгу, а за его спиной развевались седые волосы и пурпурный плащ. Панорамное окно не изменилось, только теперь в нем виднелись книги Лайонел Шрайвер, Исабель Альенде и Майкла Поллана вместо новинок прошлых лет.

Я почувствовала знакомый запах, как только вошла в магазин. Белый мускус. Жасмин. Черный перец. Кофейные зерна. Я совсем забыла звон дверного колокольчика, давно не видела пробковую доску у входа, на которой теперь висели листовки с рекламами фитнес-центров и занятий пилатесом. Магазинчик оказался куда меньше, чем в моих воспоминаниях. Потолки были не такими высокими. Стеллажи располагались ближе друг к другу. Они делились на секции, которые в свою очередь делились на разделы. Художественная литература подразделялась на классическую литературу, бестселлеры, запрещенную литературу, исторические романы, профеминистские романы, литературу о ЛГБТК, научную фантастику и фэнтези, мистику, нуар, литературу на иностранных языках и небольшие медийные издания. Зеленые кирпичные стены оставались броскими, цвета лайма. Столы с мозаичным покрытием сверкали сине-золотым блеском в ярком освещении. Я не видела Ли. Не видела поэтов в пальто, попивающих эспрессо, симпатичных девушек в комбинезонах, расхаживающих между стеллажей. Нет, симпатичные девушки были. Только выглядели они теперь более худенькими и не подводили так сильно глаза. За каждым столиком в кафе кто-то сидел, стучал по клавиатуре ноутбука вместо того, чтобы писать в блокноте. И все кипело, суетилось, магазин казался таким же живым, как и магия книг Просперо.