Волшебный корабль - читать онлайн книгу. Автор: Робин Хобб cтр.№ 152

Проказница могла бы очень многое на это сказать — и потому промолчала. Вода журчала, распадаясь перед форштевнем, ровный ветер наполнял паруса. Рулевой — она это чувствовала в каждом его прикосновении — был знающим и опытным моряком. Еще бы ему не быть! Лично нанятый капитаном Вестритом, он прослужил на судах без малого двадцать лет. Так что лучшей руки на своем штурвале Проказница и пожелать не могла. Стоял дивный вечер, она держала курс из холода и мрака зимы к солнечному теплу…

Тем острей и пронзительней ощущалась их общая с Уинтроу беда.

За последние несколько дней он много чего успел ей наговорить в пылу гнева, разочарования и бессилия. Какой-то частью сознания Проказница понимала: он клял вовсе не ее, а злую судьбу… Но полностью отрешиться от обиды не удавалось, злые слова засели в памяти и царапали, как острые крючки. Особенно он ее обидел вчера утром, после очень тяжелой ночной вахты. Сказал ей, что вовсе не Са дал ей жизнь, и, значит, в ней не было искры Его божественной силы, а всего лишь подобие духа и жизни. Ее, сказал он, создали смертные люди для удовлетворения своей жадности… Проказница была потрясена, она пришла в ужас. Но худшее началось, когда сзади к Уинтроу подошел Кайл, и затрещина разгневанного капитана швырнула мальчика на палубу — в наказание за то, что обидел корабль. После этого даже самые доброжелательные матросы начали с осуждением отзываться об Уинтроу: они считали, что из-за его невоздержанности от них непременно должна была отвернуться удача. Что до Кайла — он, кажется, так и не понял, что она ощутила его удар не менее остро, чем Уинтроу. И, уж конечно, ему и в голову не пришло, что такие вот колотушки — далеко не лучший способ заставить сына полюбить свой корабль. Нет, он лишь велел поднявшемуся Уинтроу живо идти вниз — и там заняться кое-какими делами, которые тот более всего ненавидел. А Проказница осталась одна — размышлять над ранившими ее словами мальчика и гадать, а не были ли они, в конце концов, истинной правдой…

Да, Уинтроу определенно заставлял ее думать. Причем о таких вещах, о которых не задумывался ни один Вестрит, ходивший под ее парусами. Уинтроу, в частности, посвящал едва ли не половину своего времени раздумьям о своем месте в мире, о том, как его жизнь вписывалась в жизнь окружающих. Что касается Са, Проказница и ранее слыхала о Нем: Вестриты были приверженцами этого Бога, хотя к рьяным поклонникам не относились. Никто из них не задумывался о природе божественного и о том, какое выражение находило оно в повседневности. Никто из них так не носился с мыслью о благодати и чести, изначально заложенных в душу каждого человека, с идеей предназначения, исполняемого всяким живым существом. Уинтроу же считал, что каждая жизнь приходила в этот мир, дабы удовлетворить некоторой нужде — но не абы как, а лишь путем достойного и праведного жития…

А посему никто из прежних Вестритов не разочаровывался так горько в своих ближних при каждодневном общении с ними…

— Думаю, палец придется отрезать.

Уинтроу проговорил эти слова тихо и неуверенно, так, словно произнести их вслух значило сделать неотвратимым то, чего он боялся.

Проказница затаила дыхание… Со времени несчастья он, кажется, ни разу не обращался к ней первым, не вызывал на разговор. Только тут до нее внезапно дошло, какой страх он носил в себе все эти дни — и прятал за резкими словами, обращенными к ней. «Говори, Уинтроу, говори! Поделись со мной, если можешь, а я выслушаю…»

— Он, похоже, не просто сломан… Суставы раздроблены. — Простые слова, но Проказница ощущала таившийся в глубине его души холод тоскливого страха. Вот он собрался с духом и наконец выговорил то, в чем не желал самому себе признаваться: — Я, наверное, с самого начала знал, что там не просто кость треснула. Знал, но на что-то надеялся… Но сегодня утром распухла уже вся кисть. И под повязкой мокнет… — Уинтроу сглотнул. — Вот ведь незадача. Я же раньше ухаживал за покалеченными, не как целитель, конечно, но вычистить рану и повязку переменить сумею. Но чтобы моя собственная рука… Знаешь, со вчерашнего вечера я так и не набрался мужества ее осмотреть… Он помолчал, справляясь с собой.

— Ну не странно ли? — продолжал он напряженным, срывающимся голосом. — Я ведь присутствовал, когда Са’Гарит отнимал ногу одному человеку. Это было необходимо для спасения жизни, и все мы отчетливо понимали, что ногу уже не спасти, но тот человек знай повторял: «Нет, нет, давайте еще чуток подождем, авось полегчает…» — притом что мы-то воочию видели: ему час от часу только делалось хуже. Хорошо, жена наконец уговорила его позволить нам совершить то, что мы предлагали… И я еще себя спрашивал, ну зачем он оттягивал и оттягивал, ведь, кажется, лучше было бы покончить с таким делом как можно скорей?… Откуда подобная боязнь расстаться с гниющим куском плоти? Просто оттого, что некогда это была полезная и здоровая конечность?…

Он вдруг замолк и как-то очень беспомощно наклонился вперед, баюкая руку, и Проказница ощутила горячечное биение боли, которым изуродованная кисть отзывалась на каждый удар сердца.

— Теперь мне кажется, — продолжал Уинтроу, — что раньше я совсем не приглядывался к своим рукам и очень мало думал о них. Руки жреца… люди так любят упоминать о них. Мне при рождении достались отменные руки. Десять пальцев, и все такие ловкие, работящие… Я ведь мастерил витражи из цветного стекла. Ты не знала, Проказница?… Я садился за верстак и с головой погружался в работу… так, что руки двигались словно сами собой… И вот теперь…

Он вновь потерянно замолчал, и Проказница дерзнула подать голос:

— Моряки нередко теряют пальцы. И даже руку или ногу. Но все равно эти моряки…

— Я не моряк. Я жрец. Я должен был стать жрецом! Я готовился и учился, пока отец не приговорил меня… к этому. Он разрушает меня. Он намеренно хочет уничтожить меня. Он и его люди издеваются над моей верой, а когда я пытаюсь отстаивать мои идеалы — обращают их против меня. Я больше не могу это выдерживать. То, что он со мной делает… то, что все они со мной… Они убивают…

— Но все равно, — перебила Проказница, — эти моряки остаются сами собой. С пальцами или без пальцев. Что тебе в пальце, Уинтроу? Ты не палец, ты человек. Ты ведь обрезаешь ногти и волосы — но остаешься все тем же человеком по имени Уинтроу. А коли ты жрец, то и о девяти пальцах останешься таковым. Если жизнь так распорядилась, что ты должен утратить палец, значит, ты утратишь его. Но только не усматривай в том предлога прекратить быть собою самим! — Она помолчала, почти наслаждаясь изумленным молчанием своего собеседника. Потом продолжала: — Мне не так много известно о твоем Са, Уинтроу. Зато я многое знаю о Вестритах. Ты станешь тем, кем тебе предназначено стать, будь то мореплаватель или священник. Ну так берись за дело — и становись им! Не позволяй им ничего сделать с тобой. Делай себя сам! Будь тем, кто ты есть, и всем остальным со времени придется с этим смириться, хотят они того или нет. И если ты хочешь вылепить себя по образу и подобию Са — валяй, лепи! И не хнычь!

— Кораблик мой… — Уинтроу произнес это совсем тихо, но прозвучало как благословение. Он прижал здоровую ладонь к ее доскам… А потом, чуть-чуть помедлив, — положил и больную. Впервые с тех пор, как ушла в свой неведомый путь Альтия, Проказница ощутила, как кто-то из родни потянулся к ней, испрашивая толику ее силы. Она сомневалась, что Уинтроу сделал это сознательно. Быть может — когда он склонил голову и зашептал про себя, он думал, что молится своему Са. Но к кому бы он ни обращался — ответить ему суждено было именно ей.