О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов - читать онлайн книгу. Автор: Диоген Лаэртский cтр.№ 61

Страница

Он не раз говорил, что лучше отдавать цвет своей юности другим, чем срывать его с других, ибо это последнее пагубно как телу, так и душе; злословил он даже о Сократе, говоря так: «…если он желал Алкивиада и воздерживался, то это глупость, а если не желал его и воздерживался, то в этом нет ничего особенного».

Он говорил, что дорога в Аид легка, потому что на нее вступают с закрытыми глазами. Алкивиада он порицал за то, что, когда он был мальчиком, ради него мужья бросали жен, когда стал юношей – жены бросали мужей. В бытность свою на Родосе он учил философии афинян, приезжавших туда учиться риторике ^[360]; на вопрос, почему он это делает, он отвечал: «Как я могу продавать ячмень, если привез пшеницу?»

Он говорил, что если бы Данаиды носили воду не в продырявленных, а в целых сосудах, это было бы им более тяжким наказанием. Когда один болтун просил его помочь ему на суде, он сказал: «Я исполню твою просьбу, если ты защитников пришлешь, а сам не придешь».

Однажды он плыл по морю вместе с дурными людьми и попал вместе с ними в плен к пиратам. Спутники стали плакаться: «Мы погибли, если нас узнают». – «А я погиб, если меня не узнают», – сказал Бион.

Самомнение, говорил он, – помеха успеху. Про богатого скупца он сказал: «Не он владеет богатством, а оно им». Он говорил, что скупцы так много заботятся о богатстве, словно оно их собственное, но так мало им пользуются, словно оно чужое.

В молодости, говорил он, можно отличаться мужеством, а в старости надобно зрелое разумение. Разумение же, по его словам, настолько превосходит все остальные добродетели, насколько зрение – остальные чувства. Он говорил, что не следует бранить старость: ведь мы и сами были бы рады дожить до старости.

Увидев завистника мрачным, он сказал ему: «Не знаю, то ли с тобой случилось что-нибудь плохое, то ли с другим – хорошее». Безрадостность он считал плохой подругой свободоречию:

Друзей надо выбирать осмотрительно, чтобы не подумали, что мы общаемся с дурными людьми или отвергаем хороших.

Сначала он принадлежал ^[362] к Академии, хотя в это же время был слушателем Кратета. Затем он обратился к киническому образу жизни, надел плащ и взял посох: в самом деле, как было иначе достигнуть бесстрастия? Затем, послушав софистические речи Феодора Безбожника на всевозможные темы, он принял его учение. После этого он учился у перипатетика Феофраста. Он умел производить впечатление на зрителей и поднять на смех что угодно, не жалея грубых слов. За то, что речь его была смешана из выражений разного стиля, Эратосфен, по преданию, сказал, что Бион первый нарядил философию в пестрое одеяние. Был он также искусником в пародии: таковы его строки:

Над музыкой и геометрией он постоянно подшучивал. Он любил роскошную жизнь и поэтому часто переезжал из города в город, пускаясь иной раз даже на хитрость. Так, приехав на Родос, он уговорил матросов переодеться его учениками и следовать за ним; в их сопровождении он вошел в гимнасий и привлек к себе всеобщее внимание. У него был обычай усыновлять молодых людей, чтобы наслаждаться их любовью и пользоваться их помощью. Но больше всего он любил самого себя и постоянно твердил: «У друзей все общее!» Поэтому, хотя у него было много слушателей, никто не считал себя его учеником. Впрочем, некоторые переняли его бесстыдство: так, говорят, что один из его спутников, Бетион, сказал однажды Менедему: «А я вот, Менедем, провожу с Бионом целые ночи и не вижу в этом ничего плохого!»

В своих беседах с близкими ему людьми он высказывал много безбожных мыслей, заимствованных у Феодора. Однако потом, когда он заболел, – так рассказывают жители Халкиды, где он умер, – он дал надеть на себя амулеты и покаялся во всем, чем грешил перед богами. Ухаживать за ним было некому, и он сильно страдал, пока Антигон не прислал к нему двух рабов; и Фаворин в «Разнообразном повествовании» сообщает, что его носили в носилках следом за царем. Так он и умер, и я написал о нем такие сатирические стихи:

Всего было десять Бионов: первый, расцвет которого приходится на время Ферекида Сиросского, – от него сохранились две книги на ионийском наречии, а родом он из Проконнеса; второй – сиракузянин, написавший учебники по красноречию; третий – тот, о ком была речь; четвертый – математик Демокритовой школы, из Абдер, писавший по-ионийски и по-аттически (он первый заявил, что есть места, где шесть месяцев длится ночь и шесть месяцев день); пятый – из Сол, написавший об Эфиопии; шестой – ритор, от которого сохранились девять книг, озаглавленные именами Муз; седьмой – мелический поэт; восьмой – ваятель из Милета, упоминаемый Полемоном; девятый – сочинитель трагедии под заглавием «Тарсийцы»; десятый – ваятель из Клазомен или с Хиоса, упоминаемый Гиппонактом.

Лакид, сын Александра, из Кирены. Он был зачинателем Новой академии и преемником Аркесилая. Человек строгого нрава, имевший многочисленных почитателей, он смолоду отличался трудолюбием, учтивым обращением и учтивой речью, хоть и жил в бедности.

О домашнем укладе его есть такой забавный рассказ. Когда он что-нибудь брал из своей кладовой, то всякий раз запечатывал за собой дверь и через отверстие прятал внутрь свой перстень, чтобы никто ничего не украл и не унес. Но рабы его приметили это и стали распечатывать кладовую и уносить, что вздумается, а перстень таким же образом просовывать на место; так их на этом и не поймали.

Страница