Вэл не боялась его, не ощущала страха перед огромным зверем, державшим в клыках ее жизнь.
Безразличие на грани с глупостью? Возможно.
Пальцы зарылись в черную шерсть, нежно поглаживая, касаясь мягкого уха. Ласкали, чувствуя рождающееся в горле зверя рычание.
— Я — твоя, Раза, — шепнула разбитыми губами Вэл, не отрываясь смотря в черные глаза, — этого не изменить.
Зверь дернул шкурой, дрожь прокатилась по сильному мощному телу. Черный глаз моргнул, зрачок, едва различимый от радужки, тускло сверкнул, и Вэл невольно вдохнула полной грудью, когда клыки, скользнув по раненой коже, оставили ее горло.
Тишина вокруг, нарушаемая лишь шумным тяжелым дыханием баргеста и собственным рваным, казалась мягкой, почти нежной.
Вэл смотрела на зверя блестящими от слез, потерявшими способность видеть и воспринимать действительность глазами.
Она трогала его шерсть руками, подушечками пальцев зарываясь в мягкость густого меха.
И тихо застонала, когда обжигающе горячий язык ласковым теплом коснулся лица. Язык прошелся вверх, слизывая кровь, нырнул в пасть, словно желая распробовать вкус, и снова влажными длинными звериными движениями заскользил по коже.
Вэл, послушная, спокойная, внимающая лишь ощущению мокрого тепла на своем лице, медленно прикрыла веки, чувствуя, как зверь, черканув по коже холодным носом, коснулся языком уголка ее губ аккуратно, стараясь не причинить лишней боли.
Дыхание черного пса было густым и горячим, и Вэл запоздало удивилась тому, что оно кажется ей приятным, будто не будучи совсем звериным.
Это было дыхание Раза, и ничье иное.
ГЛАВА 18
Вэл не осознавала времени, не понимала, как долго зверь вылизывал ее лицо и шею. Время превратилось в пустое слово без смысла и содержания.
А потом Раза молча отпустил ее, отодвинувшись в сторону, не удерживая и не скаля зубы. Вэл, с трудом находя в себе силы, медленно поднялась на ноги, пошатнулась, на миг теряя зрение, и посмотрела на огромного черного баргеста, с равнодушием отмечая его затравленный дикий взгляд. Зверь проводил ее мутными глазами до самой двери.
Вэл очень плохо помнила, как вышла из кабинета.
Голова соображала медленно, мир потихоньку закручивался спиралью, серые точки перед глазами, кружащие как пепельные мухи, все никак не исчезали, сколько бы она ни терла покрасневшие веки.
Боль царапала где-то на задворках сознания, колола под ребра, зудела разбитой скулой, заливая тело совершенно пьяной усталостью.
Полыхающее в венах пламя схлынуло, оставив после себя опустошенность и почти безразличие.
Лица застывших у дверей стражников изумленно вытянулись, когда Вэл, безучастным взглядом скользнув по их фигурам, прошла мимо.
Свет в длинном просторном коридоре от большого высокого окна, застекленного каким-то невообразимым, совершенно вычурным витражом, резанул по глазам, рождая слезы.
Она остановилась, жмурясь, в полнейшей растерянности, теряясь в пространстве.
— Вэл…
Обернулась на голос, поморщилась, сквозь пелену, застилающую взгляд, пытаясь разглядеть хоть что-то.
Разглядела.
Полное ужаса лицо Шейна оказалось совсем рядом, бледное, обескровленное, с глазами, в которых она увидела нечто знакомое, виденное не раз, дикое, поднимающееся из самых глубин, рождающее зверя.
Он порывисто шагнул к ней, и Вэл слабо улыбнулась, протестующе поднимая ладонь.
— Все хорошо. Правда.
— Знатно он ее уделал, — прозвучал за спиной искренне изумленный голос Зена.
Вэл не хотела признаваться себе, но стоило — промелькнувшие нотки сочувствия были настоящими.
— За… что? — Пальцы Шейна потянулись к разбитому лицу, почти коснулись и замерли в нерешительности.
Вэл посмотрела в синие, вдруг почти черные глаза, читая невысказанный вопрос.
— Все в порядке. Так было нужно. Не волнуйся, пожалуйста.
Горло казалось сухим, лишенным влаги. Нужно было добавить что-то еще, дать понять Шейну, что ему ничто не угрожает, что Раза не знает и никогда не узнает о том, что было между ними, даже если Вэл придется расплатиться за молчание жизнью.
Это было важно. Меньше всего она хотела причинить волку вред. Достаточно было и того, что с ее легкой руки однажды его жизнь была уже почти разрушена.
Вэл понимала, что Шейн сам, по доброй воле, пошел против Раза когда-то, но… сердце вторило свою правду.
Было страшно представить, что пришлось пережить волку, когда он вернулся в город. Унижение, всеобщее презрение, клеймо предателя, будто выжженное на коже каленым железом, — ни для кого не осталось тайной, что он предал стаю. Предал самого Раза, желая ему смерти, забавы ради посягнув на его Вторую.
А потом щедрое прощение, игра на зрителя, умный, расчетливый ход — Вэл слишком хорошо знала Раза, чтобы поверить в то, что он дорожил жизнью волка.
И, как итог, тяжелые цепи долга, привязавшие Шейна к своему новому лидеру.
Жизнь под защитой Раза — единственный шанс для предателя в этом городе. Насмешка судьбы, потому что Вэл, вернувшись, оказалась совершенно в таком же положении.
Удивительно. Она не понимала почему, но чувство вины играло с ней в странные, неведомые игры.
Дразнящий, скользкий, спустя время ставший совершенно невыносимым обман Шейна требовал искупления, заставлял сжиматься сердце от одного только взгляда на волка.
И абсолютно необъятная пустота, когда она пыталась почувствовать что-то похожее в отношении Раза.
Вэл подняла замутненный взгляд на Шейна, с трудом сосредотачиваясь на его лице, слушая нарастающий гул.
Шейн не волновался за свою жизнь. Совершенно. Кое-что посильнее страха за собственную шкуру прорывалось сквозь побледневшую кожу.
Дикий зверь пылал в потемневших, на грани с бурей, глазах, готовый в любой момент вырваться наружу, достаточно одного случайного, необдуманного слова.
Нет. О боги, нет.
Вэл поморщилась, прикрыла веки и подняла ладонь, отводя прилипшие к мокрому лбу волосы.
Она этого не выдержит. Только не сейчас.
— Шейн, я… — каждое слово давалось с трудом, прорываясь сквозь намертво застрявший в горле ком, — мне… кажется… плохо.
Рвота хлынула без предупреждения. Вэл еле успела согнуться, отправляя себе под ноги скудные остатки завтрака. Волосы упали на глаза грязными, влажными от пота и крови прядями. Желчь прошлась по горлу, разъедая язык, пузырями оставаясь на разбитых губах.
Вэл закашлялась, пошатнулась, в коленях вдруг что-то сломалось, ноги согнулись, как у шарнирной куклы, и она рухнула бы на пол, но Шейн тут же подхватил ее, легко поднимая на руки.