Зайка - читать онлайн книгу. Автор: Мона Авад cтр.№ 8

Район, в котором они все живут, просто до неприличия живописный, невольно отмечаю я, поднимаясь по мраморным ступенькам. По бокам лежат каменные грифоны с приоткрытыми клювами. Кажется, будто они кричат. Вдоль дороги тянется линия статных, солидных домов в сени деревьев, величественно склонивших зеленые головы. Отсюда рукой подать до шикарной богатой улицы, где, говорят, шампанское в ресторанах подают в фужерах, а кортадо ^[14], который так любят на факультете, – с густой пеной, на которой рисуют шоколадом не сердечки или елочки, а настоящие произведения искусства. В магазинчиках на этой улице можно купить сок холодного отжима и органические вкусняшки для собачек. Максимальный контраст с моей улицей, где пахнет мочой и гнилой листвой.

Пока я стою на крыльце, с поднятой рукой, не в силах дернуть за колокольчик, смех наверху истончается в писк, словно они наглотались гелия из воздушных шариков. В четыре отчетливых, разных по тональности писка. Я дергаю веревочку колокольчик. Не потому, что мне хочется внутрь, а потому, что, во-первых, холодно, а во-вторых, в этом городе, даже в этом Пряничном районе, с наступлением темноты становится до нелепого опасно. Даже взгляд поднимать не нужно, чтобы понять, что в окне надо мной за белыми, дышащими занавесками возникло четыре мордочки с унитазно-белыми зубами. Волосы у них такие блестящие, что от одного взгляда на них можно ослепнуть, прямо как в затмение, если посмотреть на солнце без очков. В этот момент мой телефон вибрирует от сообщения с неизвестного номера. Это смайлик – обезьянка закрывает глаза ладошками. В голове бьется лишь одна мысль: уходи, уходи, уходи. Но мои ноги приросли к месту. Я жду, жду и жду, так долго, что небо заметно темнеет. К сладкому вечернему аромату, разливающемуся по улице, неожиданно примешивается резкая нотка гнили. С роскошного дерева рядом со мной тихо падают листья. Я стою, жду и считаю, сколько упало:

Один. Второй. Третий.

Я смотрю в глаза девушки, которую называю Кексиком. Потому что она очень похожа на кекс, или капкейк. Она даже одета как капкейк. И пахнет от нее запеченным лимоном и сахаром. Прямо как от глазури на тортах. Но не той ядовито-зеленой, или синей, что украшает дешевые торты в супермаркетах, а той, которой покрывают сладости на богатых свадьбах или пасхальных обедах. Когда мы впервые встретились на собрании для первокурсников, она была так похожа на кексик, что мне буквально захотелось откусить от нее кусок. Глубоко вонзить зубы в ее мягкое сливочное плечо. Зачерпнуть вилкой пухлую щечку.

Сегодня на ней платье небесно-голубого цвета, покрытое пеной белого шифона, и один из ее многочисленных кардиганов ему в тон. Белокурые волосы как будто только-только из-под утюжка. Губы покрыты бесцветным блеском, потому что, Зайка, помадой пользуются только шлюхи. Черт ее знает, шутила она или говорила совершенно серьезно. Шею Кексика украшает ожерелье из крупного белого жемчуга – похоже, она вообще никогда его не снимает. Иногда в Мастерской, зачитывая вслух свой очередной рассказ, она бессознательно растягивает это ожерелье пальцем туда-сюда. В последнем своем творении она вела постфеминистские беседы с различными кухонными принадлежностями.

Я жду, что она встретит меня как обычно, словно я – серая тучка на горизонте, от которой вскоре придется убежать под крышу. Или высокое, изъеденное болячками деревце, которое остается лишь пожалеть за то, какие у него голые и кривые ветки. Обычно, когда мы сталкиваемся в коридоре университета, или где-нибудь на территории кампуса, она плотно запахивает свой бабушкинский кардиган и крепко прижимает к груди книжки. Разве что не причитает: «Ой-ой-ой, кажется дождь собирается!» И говорит: «Ой, привет, Саманта!» – а сама украдкой оглядывается в поисках какого-нибудь спасения от разговора со мной. Например, разглядывает невероятный фонарный столб. Или следит за комаром, которого видит только она. Понятия не имею, какое-такое зло я ей сделала. Может, она просто услышала, как у меня урчало в желудке во время нашей первой встречи, и теперь, понятное дело, держится на расстоянии.

Но сегодня Кексик мне улыбается. Ее личико, кровь с молоком, сияет от радости.

– Саманта! Привет!

Словно она и правда рада меня видеть. Словно я – кардиган, расшитый блестками. Первое издание романа «Под стеклянным колпаком». Пряник в форме милой белочки. Парикмахерша, которая абсолютно точно знает, как именно нужно укладывать и взбивать ее боб.

– Я так рада, что ты все-таки пришла! Зайки! Вы только взгляните, кто здесь! Она пришла!

Она берет меня за руку – нет, серьезно, берет за руку – и ведет в свою огромную гостиную, которая выглядит в точности, как я себе и представляла, и в то же время совершенно по-другому. Дорогой пухлый диван и кресла с горами подушечек, высоченные бескрайние потолки. Белый камин. На полке – вазочка с хрупкими розовыми цветами. Остальные зайки сидят в свете свечей вокруг журнального столика. Вид у них самую малость раздосадованный, словно их кто-то заставил сидеть и ждать последнего гостя. Вот Жуткая Кукла, aka ^[15] Кира. Виньетка, она же Виктория. Ну и, конечно же, Герцогиня, в миру Элеанор. По пути сюда я мысленно проигрывала различные кошмарные сценарии того, что может меня здесь ожидать. Я боялась, что войду и увижу, как они, совершенно голые, возлежат на гигантских грибах-лежаках, как та гусеница из «Алисы в Стране чудес». Ну или расхаживают по дому в изысканном белье нежных оттенков, обмахиваясь эротичными романами Анаис Нин ^[16]. Делают друг другу массаж под музыку Stereolab. Смотрят какое-нибудь изысканное, но невразумительное порно для гурманов на большом экране. Читают сексуальные манифесты семидесятых, держа в руках кремового цвета фаллоимитаторы вместо микрофонов. Ну или едят эротическую выпечку с многоярусного подноса, черт его знает. Но вместо этого они сидят кружком, как в Мастерской. На сомкнутых коленях лежат блокноты, похожие на большие кошельки. Обычно, когда я захожу в помещение, где проводится Мастерская, они сквозь зубы цедят мне «Привет», а когда я иду к своему месту, провожают такими косыми взглядами, будто я – зловещий туман, каким-то образом просочившийся в комнату. Но на сей раз они встречают меня такими радостными улыбками, будто я – лучик солнца. Улыбаются не только губами, но и глазами.

– Саманта! – ахает Жуткая Кукла. – Ты пришла! Мы начали думать, что ты заблудилась, или еще что.

Заблудилась? Я смотрю в ее янтарные глаза. Я зову ее Жуткой Куклой, потому что она напоминает мне одну из тех кукол, о которых я мечтала в детстве – в бархатном платьице, с рыжими кудряшками в стиле Ширли Темпл ^[17] и с губками бантиком, застывшими в безмолвном «О!», словно ее глазки-блюдца только что повидали все чудеса этого мира. Она пишет сказки о девочках-демонах, красавчиках-оборотнях и прочей нечисти, населяющей земли ее родного Нью-Гэмпшира. А еще коллекционирует антикварные печатные машинки. По ее словам, в них живет особенная «призрачная» энергия, которую она впитывает и потом переносит в свое творчество, в экстазе барабаня по древним клавишам. Она в буквальном смысле – кукла, питомец остальных заек. Очень часто можно наблюдать сцену, когда Жуткая Кукла садится на ручки к кому-то из них и нежится в волнах очередной пышной юбки, точно кошка. Мурчит, когда ее хвалят и гладят по спинке, шипит, когда прекращают. И голосок у нее щебечущий и высокий, как у девочки из ужастика. Вот только я не раз слышала, как этот же голосок разом опускался на пять октав, когда она думала, что ее никто не слышит, и звучал словно из глубокого колодца. Из всех заек именно она чаще всего протягивает мне руку – например, отвечает прикольным стикером в общем чате или приглашает, пусть и в последнюю очередь и последнюю минуту, туда, где все они уже итак собрались.