После огня - читать онлайн книгу. Автор: Марина Светлая cтр.№ 36

— Я ничего не считаю, я всего лишь хочу уехать домой.

Грета подошла ближе к столу и, глядя прямо в глаза Юберу, сказала:

— И, если вы мне в этом поможете, вы окажете любезность французской зоне. Избавите ее от такой, как я.

— Кажется, я настаивал на том, что сперва вам придется оказать любезность мне?

— Это я хорошо помню, — равнодушно ответила Грета.

На ее спокойном лице двигались только губы, медленно проговаривая каждое слово.

Она подняла руки к волосам и вынула шпильки. Потом развязала на шее узенький шарфик и стала расстегивать пуговицы. Когда пальцы добежали до пояса юбки, она распахнула блузку на груди, спустила ее с плеч, с рук и следом за блузкой спустила бретельки сорочки.

— Иначе мне незачем было бы идти к вам, господин капитан, — сказала она, не отводя глаз.

Взгляд его потемнел, но при этом лицо оставалось безмятежным. Он медленно встал и подошел к ней, внимательно рассматривая ее тело, которое она так бесстыдно выставила ему на обозрение. Кожа была бледная, ключицы выпирали. Но грудь полная, высокая. Он протянул руку и провел пальцами чуть выше края ее сорочки. Потом поднял свой взгляд к ее губам. И улыбнулся.

— Однажды я сказал Уилсону, что мне стало бы легче, если бы он затолкал свой член вам в рот по самые яйца. Сейчас я думаю, что это дурацкая идея. Сделали бы его евнухом.

— Вам это не грозит, если это вас беспокоит.

— Меня беспокоит не это, Маргарита. Меня беспокоит то, что я дал ему слово помочь вам, если вы попросите. И я искренно надеялся на то, что вы не попросите.

— Так помогите, — она слабо пожала плечами. — У вас развязаны руки. И вы сможете сдержать слово дважды.

Юбер снова улыбнулся. Или нет… это была не улыбка. Это было похоже на гримасу, которая должна изобразить улыбку, но улыбкой при этом не будет никогда.

Когда несколько недель назад накануне отъезда у него поселился Ноэль, очень многое стало на свои места. Главным образом то, что теперь Юбер, наконец, окончательно уверился в том, что это его желание жениться на Маргарите Лемман — не блажь и не пьяный бред. Уилсон влюбился в женщину, которую он, капитан Юбер, хотел. И хотел давно. Еще с тех пор, как приметил ее официанткой в погребке. О соперничестве речи не шло. Уилсон был сдержан и спокоен. Ничего не говорил, но и взгляд его был другой… Такими глазами смотрела тетка, когда рассказывала, как вытаскивала из петли Мадлен. Вроде бы и живы все, и принимаешь все спокойно, а жить по-прежнему уже не станешь.

Теперь она пришла сюда, к нему. И предлагала себя, как он того ожидал очень давно. Потому что в действительности все женщины — шлюхи. В большей или меньшей степени. И все без исключения ждут того, чтобы их взял сильнейший из тех, кто дрался. Их судьба — принадлежать, они не приемлют равенства. Арийские шлюхи — в особенности. Им рожать от победителей. Им это внушали.

Но, черт подери, был этот болван Ноэль! Который влюбился в шлюху!

— Оденьтесь, тогда поговорим, — буркнул Юбер и отвернулся к окну.

Грета стала, не торопясь, одеваться. И спросила:

— Вы поможете мне?

— Уехать в Гамбург и избавить Констанц от вашей персоны? — он обернулся к ней. — Пожалуй. Как только найду способ. Вы не подлежите денацификации. Может быть, со временем учителей и допустят, но пока с этим строго. Это месяцы, может быть, годы. Ждать, как я полагаю, вы не хотите. Без этого разрешения на выезд вам не получить. Выбраться можно только нелегально. Как — пока не знаю. Но придумаю.

— Я понимаю, — Грета кивнула, сделала несколько шагов к двери и резко остановилась. — У меня есть еще одна просьба. Менее затруднительная, — опасаясь, что он откажет, она быстро смущенно добавила: — Передайте письмо лейтенанту Уилсону. Пожалуйста.

Она протянула Юберу конверт, который достала из кармана юбки. Он взял его и, криво усмехнувшись, проговорил:

— Ай-яй-яй, фрау Лемман… Счастливы с мужем, пришли ко мне, а письма пишете бывшему любовнику? Я теряюсь, разочарован я в немецких женщинах, или худшие ожидания подтвердились.

— Я не стану перед вами оправдываться, господин капитан. Впрочем, именно ваше хорошее мнение о немецких женщинах мне бы показалось лицемерным.

— Ваше право, Маргарита. Хорошо, я передам письмо. И как только придумаю, что делать с вами, дам вам знать. Вы можете идти.

Она только кивнула и пошла к выходу. Спина ее оставалась идеально ровной, и Юбер почему-то подумал, что не так уж сильно не понимает Уилсона… Несмотря ни на что. Грудь у нее, и правда, была красивее, чем у Карин — даже через сорочку. Едва дверь за фрау Лемман закрылась, он рванул край конверта и вынул из него исписанный ровными буквами листок.

«Дорогой Ноэль!

Не знаю, решусь ли я передать тебе это письмо. Найдет ли оно тебя, если передам. Станешь ли ты читать, если получишь. Я молюсь, чтобы ты не нуждался в моих словах и все давно забыл. И все же прости меня, что я отказалась уехать с тобой.

Я не могу бросить мужа. Зная, что он через многое прошел. Я также знаю, что он совершил много поступков, за которые должно быть стыдно. Но не я ему судья. Когда-то мы выбрали друг друга. Мы мечтали о многом. Ты должен меня понять. У тебя тоже была женщина, которую ты выбрал. Только представь, что она оказалась жива.

Однажды Рихард сказал, что у каждого свое прошлое, и оно всегда с нами. Да, я выбрала остаться — с ним, в своей стране. Грета Лемман всегда была трусливой. Это не оправдывает меня. Но теперь я рада, что ты уехал, и я не посмела позволить себе испортить твою жизнь. Ты слишком дорог мне для того, чтобы я навязывала тебе свое прошлое. В Лёррахе я увидела его достаточно ясно, чтобы понять, что однажды ты устанешь от тех упреков, которые будут связаны со мной. Ни минуты не сомневаюсь, ты бы проявил великодушие и оставался со мной из чувства долга. Но согласиться уехать с тобой — значило бы признать за тобой этот долг.

Не думай, пожалуйста, что я не люблю тебя. Я не жалею ни о чем. Каждое мгновение рядом с тобой было для меня подарком, праздником, только моим Рождеством.

Прощай. Будь счастлив за нас двоих. Я бесконечно сожалею, что вмешалась в твою жизнь. Но благословляю тот день, когда ты появился на пороге нашего дома».

Юбер сложил письмо и вернул его в конверт. Затем бросил на стол и подошел к окну. День за стеклом был до отвращения солнечным и светлым. Совсем не так, как в его душе. Потому что в душе его ни черта разобрать было нельзя, будто в сумерки.

— Два идиота! — процедил он сквозь зубы и выругался.

Несколько недель спустя капитан Анри Юбер самолично явился в дом Лемманов и сообщил, что вскоре будет перевозить в Гамбург двух известных ученых, в том числе и Альберта Кунца. В машине оставалось еще одно место. Для Маргариты Лемман.

Июль 1946 года