Владыка Смерти - читать онлайн книгу. Автор: Танит Ли cтр.№ 19

— Если уж моему сыну суждено быть жрецом, он будет одним из лучших. Тогда люди смогут узнать, что он мой сын, и я смогу им гордиться, — сказал на прощание король.

Но мать Зайрема, свою жену, король отправил в изгнание за то, что она наложила заклятие на сына. Одни говорили, что ее приютил другой народ, другие — что она погибла, и из ее костей выросло дерево в самом сердце безмолвных дюн.

Однажды купец-караванщик расположился на отдых под сенью этого дерева. Он надеялся найти здесь воду, но ее не оказалось.

— Как же может дерево зеленеть в пустыне, ведь за три мили вокруг нет ни капли воды? — удивился купец.

Он побледнел, когда дерево ответило ему:

— Мои слезы поят меня.

— Кто это сказал? — воскликнул купец. Оглянувшись, он посмотрел на слуг, стоящих поодаль… Только дерево могло заговорить с ним. — Это ты сказал? — обратился купец к дереву. — Если так, должно быть, ты эльф?

Но, словно дуновение ветра, донесся до него едва различимый шепот:

— Принеси мне весть о моем сыне.

— Скажи мне его имя, — попросил купец. Но то ли дерево не помнило имени, то ли не пожелало назвать его.

Рассказывали, что годы спустя какой-то человек вырыл яму под корнями дерева, желая добраться до живительной влаги, питавшей его. После долгих трудов он нашел немного воды — но она оказалась соленая.

— Взгляните сюда, избранники богов! — закричал толстый монах, приведя Зайрема во двор воспитанников. — Этого мальчика зовут Зайрем. Он сын короля, но посвящен храму, как и вы. Отныне он ваш брат.

Дети уставились на Зайрема. Впрочем, так сделали бы дети любой расы, любой эпохи и любого возраста. Новый мальчик, худенький и смуглый, внимательно разглядывал их. В его взгляде смешались любопытство и грусть.

Толстый монах был уродлив. За его пребывание здесь в свое время неплохо заплатили, как и сейчас за Зайрема. Он перевел взгляд со смуглого мальчика, стоящего рядом с ним, на другого послушника, напоминавшего кусочек солнца, сверкающего во дворе, укрытом тенями. Этого очень беспокойного и странного мальчика с огненно-желтыми волосами звали Шелл.

Толстый жрец не любил его.

В глазах Шелла горели яркие зеленые искорки, как у рыси. Он был очень молчалив, слова редко срывались с его губ. Чаще слышался его смех, предостерегающий возглас или просто мелодичный свист. Когда его нашли на ступенях храма, он плакал. Те, кто оставили малыша возле храма, не научили его говорить. Монахи утверждали, что прошло целых полгода, прежде чем ребенок соизволил, наконец, произнести первое слово. Даже теперь, научившись бегло читать про себя, он отказывался читать вслух. Его наказывали, но пользы это не приносило — ни читать, ни молиться вслух он не хотел и редко произносил в ответ больше чем «да», «нет» или «может быть». В то же время все существо Шелла звучало: его руки и ноги, его тело пели своими движениями. Он бегал, словно олень, ходил, танцуя, не по годам грациозно и изящно. Он подпрыгивал так высоко, что лишь ему одному удавалось срывать сливы с дерева, раскинувшегося над Нефритовым Двором. Остальные дети подбирали падалицу или трясли дерево. Даже во сне тело Шелла разговаривало; прищуренным рысьим глазом, дрожанием губ или ноздрей, подергиванием рук юноша напоминал зверя или неведомый музыкальный инструмент, играющий сам по себе. Была и еще одна странность. Хотя ворота запирались на ночь, Шелл всегда мог выйти из храма. Неизвестно, как преодолевал он высокие отвесные стены и зачем бродил по окрестным лесам. Казалось, ночь и луна призывают его, и никакие запоры не могут удержать. Даже два монаха, неусыпно охранявшие спальни воспитанников, не замечали, как Шелл выходит из храма, и спохватывались, лишь найдя опустевшее ложе. Если же мальчик оставался на ночь в стенах храма, то вовсе не из-за того, что хотел угодить старшим, просто этой ночью он не чувствовал зова странствий.

Что искал он в ночи?

Говорили, что Шелл, вырвавшись из стен храма, ложится на ветвь дерева и свистит, и соловьи вторят ему. И еще рассказывали, что Шелл бегает наперегонки с лисами и учит их, как залезать в крестьянские дворы. Однажды произошел такой случай: черная кобра заползла в класс, ужасно испугав воспитанников, но Шелл спокойно подошел и, издав тихий шипящий звук, поднял змею. Кобра легла ему на плечо и ласково потерлась головой о его лицо. Потом мальчик унес змею и осторожно выпустил на лугу. Шелл боялся только одного — вида любого мертвого существа. Он не любил смотреть на мертвых ящериц и мышей, но никогда не показывал своего страха. И он ни разу не присутствовал при смерти мужчины или женщины…

При виде Шелла монахи испытывали душевное беспокойство, тревогу и гнев. Но они считали ниже своего достоинства признаться, что в такое состояние ввергает их бездомный подкидыш.

Для всех остальных детей храма Шелл легко мог стать и жертвой, и героем — и тем, и другим. Прибавьте его изменчивость, явно нечеловеческую сущность, которую очень хорошо чувствовали дети, но совершенно не понимали взрослые и вечно занятые монахи, — все это мешало Шеллу играть отведенную ему роль. Он был загадкой. Дети едва соприкасались с ним и старались уравновесить свои чувства, но это им удавалось с трудом…

Теперь же они рассматривали еще одного избранного, суть которого не могли постичь, выделив его из общей толпы так же безошибочно, как и Шелла. Говоря по правде, уродливый монах тоже обратил на это внимание, и это не прибавило ему теплых чувств по отношению к новичку.

Шелл напоминал пламя, а Зайрем — притушенную лампу, дитя Света и дитя Тени. Как между двумя полюсами существует магнетическая связь, так и эти две противоположности, казалось, были связаны одной незримой тугой нитью.

— Итак, — сказал монах, отдав все распоряжения, — внимание! — И его знаки отличия заколыхались, словно листы бумаги, подхваченные шаловливым ветром. — Благоговейте! — воззвал он. — Чтите богов!

Лицо сына Сумрака, Зайрема, вытянулось и застыло. Ему снова напомнили о том, кто идет по его следу.

Наступил вечер. Солнце, словно бронзовый кувшин розового масла, лило вечерние лучи на крыши храма. Старшие мальчики ужинали в верхнем дворе, том самом, где возвышались статуи богов стихий — Синего Тигра и Красного Овена. Час назад сюда приносили младенцев на богослужение, а сейчас здесь стояли столы. Старшие воспитанники болтали и переругивались, словно стая обезьян. Время от времени наставники трепали кого-нибудь за уши, чтобы провинившийся вел себя подобающим образом. Боги — Синий Тигр и Красный Овен — бесстрастно взирали на происходящее. День угасал, и с его уходом на землю ложилась вечерняя прохлада, в воздухе разливался терпкий аромат деревьев, к которому примешивался запах ладана.

Шелл, как обычно, сидел у подножия Красного Овна. На это место никто больше не претендовал. В стене, окружающей двор, как раз напротив Красного Овна, не было одного камня, и сквозь дыру виднелись розовые облака, клубящиеся над рощей, раскинувшейся в полумиле от храма. В окнах Святилища Дев и Дома Женщин уже зажглись огоньки. Если человек обладал орлиным зрением, то с этого места — если постараться — можно было увидеть женщин. Шелла, впрочем, интересовал лишь приход ночи, и ничего более. На ужин он ел фрукты, но все знали, что иногда он жует траву, листья и цветы из садов храма. На другом конце низкого стола, напротив Шелла, не притрагиваясь к еде, застыл Зайрем.