— Разумеется, понятно, — ответила Роз, улыбаясь в
ответ на взволнованную речь доктора, — но все-таки я не вижу в этом
ничего, что могло бы повредить бедному мальчику.
— Да, конечно, ничего! — отозвался доктор. —
Да благословит бог зоркие очи представительниц вашего пола. Они видят только
одну сторону дела — хорошую или дурную, — и всегда ту, которую заметят
первой.
Изложив таким образом результаты своего жизненного опыта,
доктор засунул руки в карманы и еще проворнее зашагал по комнате.
— Чем больше я об этом думаю, — продолжал док
тор, — тем больше убеждаюсь, что мы не оберемся хлопот, если расскажем
этим людям подлинную историю мальчика. Конечно, ей не поверят. А если даже они
в конце концов не могут ему повредить, то все же оглашение его истории, а также
и сомнения, какие она вызывает, существенно отразятся на вашем благом намерении
избавить его от страданий.
— Ах, что же делать?! — вскричала Роз. — Боже
мой, боже мой! Зачем они послали за этими людьми?
— Совершенно верно, зачем? — воскликнула миссис
Мэйли. — Я бы ни за что на свете не пустила их сюда.
— Я знаю только одно, — сказал, наконец, мистер
Лосберн, усаживаясь с видом человека, который на все решился, — надо
сделать все, что можно, и действовать надо смело. Цель благая, и пусть это послужит
нам оправданием. У мальчика все симптомы сильной лихорадки, и он не в таком
состоянии, чтобы с ним можно было разговаривать; а нам это на руку. Мы должны
извлечь из этого все выгоды. Если же получится худо, вина не наша… Войдите!
— Ну, сударь, — начал Блетерс, войдя вместе со
своим товарищем и плотно притворив дверь, — дело это не состряпанное.
— Черт подери! Что значит состряпанное дело? —
нетерпеливо спросил доктор.
— Состряпанным грабежом, миледи, — сказал Блетерс,
обращаясь к обеим леди и как бы соболезнуя их невежеству, но презирая
невежество доктора, — мы называем грабеж с участием слуг.
— В данном случае никто их не подозревал, —
сказала миссис Мэйли.
— Весьма возможно, сударыня, — отвечал
Блетерс, — но тем не менее они могли быть замешаны.
— Это тем более вероятно, что на них не падало
подозрение, — добавил Дафф.
— Мы обнаружили, что работали городские, — сказал
Блетерс, продолжая доклад. — Чистая работа.
— Да, ловко сделано, — вполголоса заметил Дафф.
— Их было двое, — продолжал Блетерс, — и с
ними мальчишка. Это ясно, судя по величине окна. Вот все, что мы можем сейчас
сказать. Теперь, с вашего разрешения, мы, не откладывая, посмотрим на
мальчишку, который лежит у вас наверху.
— А не предложить ли им сначала выпить чего-нибудь,
миссис Мэйли? — сказал доктор; лицо его прояснилось, словно его осенила
какая-то новая мысль.
— Да, конечно! — с жаром подхватила Роз. —
Если хотите, вас сейчас же угостят.
— Благодарю вас, мисс, — сказал Блетерс, проводя
рукавом по губам. — Должность у нас такая, что в глотке пересыхает. Что
найдется под рукой, мисс. Не хлопочите из-за нас.
— Чего бы вам хотелось? — спросил доктор, подходя
вместе с молодой леди к буфету.
— Капельку спиртного, сударь, если вас не
затруднит, — ответил Блетерс. — По дороге из Лондона мы промерзли,
сударыня, а я всегда замечал, что спирт лучше всего согревает.
Это интересное сообщение было обращено к миссис Мэйли,
которая выслушала его очень милостиво. Пока оно излагалось, доктор незаметно
выскользнул из комнаты.
— Ах! — произнес мистер Блетерс, беря рюмку не за
ножку, а ежимая донышко большим и указательным пальцами и держа ее на уровне
груди. — Мне, сударыня, довелось на своем веку видеть много таких дел.
— Взять хотя бы эту кражу со взломом на проселочной
дороге у Эдмонтона, Блетерс, — подсказал мистер Дафф своему коллеге.
— Она напоминает здешнее дельце, правда? —
подхватил мистер Блетерс. — Это была работа Проныры Чикуида.
— Вы всегда приписываете это ему, — возразил
Дафф. — А я вам говорю, что это сделал Семейный Пет. Проныра имел к этому
такое же отношение, как и я.
— Бросьте! — перебил мистер Блетерс. — Мне
лучше знать. А помните, как ограбили самого Проныру? Вот была потеха. Лучше
всякого романа.
— Как же это случилось? — спросила Роз, желая
поддержать доброе расположение духа неприятных гостей.
— Такую кражу, мисс, вряд ли кто мог бы строго
осудить, — сказал Блетерс. — Этот самый Проныра Чикуид…
— Проныра значит хитрец, сударыня, — пояснил Дафф.
— Дамам, конечно, это слово понятно, не так
ли?.. — сказал Блетерс. — Вечно вы меня перебиваете, приятель… Так
вот этот самый Проныра Чикуид держал трактир на Бэтл-бриджской дороге, и был у
него погреб, куда заходили молодые джентльмены посмотреть бой петухов, травлю
барсуков собаками и прочее. Очень ловко велись эти игры — я их частенько видел.
В ту пору он еще не входил в шайку. И как-то ночью у него украли триста
двадцать семь гиней в парусиновом мешке; их стащил среди ночи, у него из
спальни, какой-то высокий мужчина с черным пластырем на глазу; мужчина прятался
под кроватью, а совершив кражу, выскочил из окна во втором этаже. Очень он это
быстро проделал. Но и Проныра не мешкал: проснувшись от шума, он вскочил с
кровати и выстрелил ему вслед из ружья и разбудил всех по соседству. Тотчас же
бросились в погоню, а когда стали осматриваться, то убедились, что Проныра
задел-таки вора: следы крови были видны на довольно большом расстоянии, они
вели к изгороди и здесь терялись. Как бы там ни было, вор удрал с добычей, а
фамилия мистера Чикуида, владельца трактира, имевшего патент на продажу
спиртного, появилась в «Газете»
[39]
среди других банкротов. И
тогда затеяли всевозможные подписки и сбор пожертвований для бедняги, который
был очень угнетен своей потерей: дня три-четыре бродил по улицам и с таким
отчаянием рвал на себе волосы, что многие боялись, как бы он не покончил с
собой. Однажды он впопыхах прибегает в полицейский суд, уединяется для частной
беседы с судьей, а тот после долгого разговора звонит в колокольчик, требует к
себе Джема Спайерса (Джем был агент расторопный) и приказывает, чтобы он пошел
с мистером Чикуидом и помог ему арестовать человека, обокравшего дом.
«Спайерс, — говорит Чикуид, — вчера утром я видел, как он прошел мимо
моего дома». — «Так почему же вы не схватили его за шиворот?» — говорит
Спайерс. «Я был так ошарашен, что мне можно было проломить череп
зубочисткой, — отвечает бедняга, — но уж теперь-то мы его поймаем.
Между десятью и одиннадцатью вечера он опять прошел мимо дома». Услыхав это,
Спайерс сейчас же сует в карман смену белья и гребень на случай, если придется
задержаться дня на два, отправляется в путь и, явившись в трактир, усаживается
у окна за маленькой красной занавеской, не снимая шляпы, чтобы в любой момент
можно было выбежать. Здесь он курит трубку до позднего вечера, как вдруг Чикуид
ревет: «Вот он! Держите вора! Убивают!» Спайерс выскакивает на улицу и видит
Чикуида, который мчится во всю прыть и кричит. Спайерс за ним; Чикуид летит
вперед; люди оборачиваются; все кричат: «Воры!» — и сам Чикуид не перестает
орать как сумасшедший. На минутку Спайерс теряет его из виду, когда тот
заворачивает за угол, бежит за ним, видит небольшую толпу, ныряет в нее:
«Который из них?» — «Черт побери, — говорит Чикуид, — опять я его
упустил». Как это ни странно, но его нигде не было видно, — и пришлось им
вернуться в трактир. Наутро Спайерс занял прежнее место и высматривал из-за
занавески рослого человека с черным пластырем на глазу, пока у него самого не
заболели глаза. Наконец, ему пришлось закрыть их, чтобы немного передохнуть, и
в этот самый момент слышит, Чикуид орет: «Вот он!» Снова он пустился в погоню,
а Чикуид уже опередил его на пол-улицы. Когда они пробежали вдвое большее
расстояние, чем накануне, этот человек опять скрылся. Так повторялось еще два
раза, и, наконец, большинство соседей заявило, что мистера Чикуида обокрал сам
черт, который теперь и водит его за нос, а другие — что бедный мистер Чикуид
рехнулся с горя.