— Да, вы это сказали, — тихим голосом вставил
Бритлс.
— «Мне кажется, твоя песенка спета, Бритлс, говорю
я, — продолжал Джайлс, — но ты не пугайся».
— А он испугался? — спросила кухарка.
— Ничуть, — ответил мистер Джайлс. — Он был
так же тверд… да, почти так же тверд, как и я.
— Право же, будь я на его месте, я бы тут же
умерла, — заметила горничная.
— Вы — женщина, — возразил Бритлс, слегка
приободрившись.
— Бритлс прав, — сказал мистер Джайлс,
одобрительно кивая головой, — ничего другого и ждать нельзя от женщины. Но
мы, мужчины, взяли потайной фонарь, стоявший на камине у Бритлса, и ощупью, в
непроглядной тьме, спустились по лестнице — скажем, вот так…
Сопровождая свой рассказ соответствующими жестами, мистер
Джайлс встал и сделал два шага с закрытыми глазами, но вдруг сильно вздрогнул,
так же как и все остальные, и бросился назад к своему стулу. Кухарка и
горничная взвизгнули.
— Кто-то постучал, — сказал мистер Джайлс,
притворяясь безмятежно спокойным. — Пусть кто-нибудь откроет дверь.
Никто не шевельнулся.
— Довольно странно — стук в такой ранний час, —
сказал мистер Джайлс, окинув взглядом бледные лица окружающих, да и сам он
очень побледнел, — но дверь открыть нужно. Кто-нибудь, слышите?
При этом мистер Джайлс посмотрел на Бритлса, но сей молодой
человек, будучи от природы скромным, должно быть почитал себя никем и,
следовательно, полагал, что этот вопрос не имеет к нему ни малейшего отношения:
во всяком случае он ничего не ответил. Мистер Джайлс перевел умоляющий взгляд
на лудильщика, но тот внезапно заснул. О женщинах не могло быть и речи.
— Если Бритлс согласится отпереть дверь в присутствии
свидетелей, — сказал после короткого молчания мистер Джайлс, — я
готов быть одним из них.
— Я также, — сказал лудильщик, проснувшись так же
внезапно, как и заснул.
На этих условиях Бритлс сдался, и вся компания, слегка
успокоенная открытием (сделанным, когда распахнули ставни), что уже совсем рассвело,
стала подниматься по лестнице — впереди шли собаки. Обе женщины, боясь
оставаться внизу, замыкали шествие. По совету мистера Джайлса, все говорили
очень громко, предупреждая любого находящегося снаружи злоумышленника, что их
очень много; а в прихожей, приводя в исполнение гениальный план, родившийся в
голове того же изобретательного джентльмена, собак больно дергали за хвост,
чтобы они подняли отчаянный лай.
Когда эти меры предосторожности были приняты, мистер Джайлс
крепко уцепился за руку лудильщика (чтобы тот не убежал, как любезно пояснил
он) и дал приказ открыть дверь. Бритлс повиновался; остальные, боязливо
выглядывая друг из-за друга, не увидели ничего устрашающего, кроме бедного,
маленького Оливера Твиста. От слабости он не мог говорить, только поднял
отяжелевшие веки и безмолвно молил о сострадании.
— Мальчик! — воскликнул мистер Джайлс, храбро
оттесняя на задний план лудильщика. — Что с ним такое… а?.. Что? Бритлс…
Взгляни-ка… Ты узнаешь?
Не успел Бритлс — он отступил за дверь (чтобы открыть ее) —
увидать Оливера, как у него вырвался громкий крик. Мистер Джайлс, схватив
Оливера за ногу и за руку (к счастью, за здоровую руку), втащил его прямо в
холл и положил на пол.
— Вот он! — заорал Джайлс, в сильнейшем
возбуждении поворачиваясь лицом к лестнице. — Вот один из грабителей,
сударыня! Вот он, грабитель, мисс! Он ранен, мисс! Я его подстрелил, а Бритлс
мне светил.
— Держал фонарь, мисс! — крикнул Бритлс, приложив
руку ко рту так, чтобы голос его звучал громче.
Обе служанки бросились наверх сообщить о том, что мистер
Джайлс поймал грабителя, а лудильщик старался привести в чувство Оливера, чтобы
тот не умер раньше, чем его можно будет повесить. Среди этого шума и суматохи
послышался нежный женский голос, сразу водворивший тишину.
— Джайлс! — прошептал голос с верхней площадки
лестницы.
— Я здесь, мисс, — отозвался мистер Джайлс. —
Не пугайтесь, мисс, я не очень пострадал. Он не оказывал отчаянного
сопротивления, мисс! Я быстро с ним справился.
— Тише! — сказала молодая леди. — Вы пугаете
мою тетю не меньше, чем напугали ее воры… Бедняжка, он тяжело ранен?
— Ужасно, мисс! — ответил Джайлс с неописуемым
самодовольством.
— Похоже на то, что он сейчас помрет, мисс, —
заорал Бритлс тем же голосом. — Не угодно ли вам спуститься вниз и
поглядеть на него, мисс, на случай если он помрет?
— Будьте добры, пожалуйста, потише! — сказала
леди. — Подождите тихонько одну минутку, пока я переговорю с тетей.
И она вышла из комнаты, — поступь у нее была такая же
мягкая, как и голос. Вскоре она вернулась и отдала распоряжение, чтобы раненого
осторожно перенесли наверх, в комнату мистера Джайлса, а Бритлс пусть оседлает
пони и немедленно отправляется в Чертей, откуда должен как можно скорее
прислать констебля и доктора.
— Не хотите ли взглянуть на него сначала, мисс? —
спросил мистер Джайлс с такой гордостью, как будто Оливер был птицей с
диковинным оперением, которую он ловко подстрелил. — Один разочек, мисс?
— Нет, не сейчас, ни за что на свете, — ответила
молодая леди. — Бедняжка! О Джайлс, обращайтесь с ним ласково, ради меня!
Старый слуга посмотрел на говорившую, когда она повернулась,
чтобы уйти, с такой гордостью и восхищением, словно она была его детищем.
Потом, наклонившись к Оливеру, он заботливо и осторожно, как женщина, помог
перенести его наверх.
Глава 29
сообщает предварительные сведения об обитателях дома, в
котором нашел пристанище Оливер
В уютной комнате, хотя обстановка ее свидетельствовала
скорее о старомодном комфорте, чем о современной роскоши, сидели за изысканно
сервированным завтраком две леди. Им прислуживал мистер Джайлс, одетый в
благопристойную черную пару. Он занимал позицию на полпути между буфетом и
столом; выпрямившись во весь рост, откинув голову и слегка склонив ее набок,
левую ногу выставив вперед, а правую руку заложив за борт жилета, тогда как в
опущенной левой руке у него был поднос, он имел вид человека, который с большой
приятностью сознает собственные свои заслуги и значение.
Что касается двух леди, то одна была уже пожилой, но держалась
так же прямо, как высокая спинка дубового кресла, в котором она сидела. Одетая
очень изысканно и строго в старомодное платье, причудливо допускающее некоторые
уступки последней моде, которые не только не вредили общему впечатлению, но
скорее изящно подчеркивали старый стиль, она сидела с величественным видом,
сложив перед собой руки на столе. Глаза ее (а годы почти не затуманили их
блеска) смотрели пристально на молодую ее собеседницу.