История книгоиздания в Европе. Пять веков от первого печатного станка до современных технологий - читать онлайн книгу. Автор: Зигфрид Генрих Штейнберг cтр.№ 13

Баде перебрался из Лиона в Париж в 1499 году и там продолжил труды своего тестя рядом изданий древних и современных авторов, писавших на латыни; среди вторых было большинство ранних сочинений Эразма Роттердамского. Кроме того, Баде был первым издателем Гийома Буде, одного из величайших греческих ученых всех времен. Praelum Ascensianum, так Баде назвал свою фирму, взяла своей эмблемой печатный станок, которая, между прочим, была первым в истории изображением станка. После смерти Баде его фирма объединилась с другой типографией, которая приобрела еще большую известность в качестве истинного кладезя классической литературы, а именно с той, которую основал Анри Этьенн (Генрикус Стефанус) в 1502 году или незадолго до того. Его выдающимся советником и автором был Жак Лефевр д’Этапль (Якоб Фабер Стапуленсис), ведущий французский специалист по Греции, чьи Psalterium quintuplex, «Пятичастная Псалтирь» (1509), и комментарии к Псалмам (1507) и посланиям Павла (1512) впервые применили филологические методы к исследованию Библии. В своих латинских изданиях Этьенн пользовался редакторской помощью Жоффруа Тори (1480—1533), который впоследствии основал собственную типографию.

Вдова Анри Этьенна вышла замуж за партнера ее покойного супруга, Симона де Колина, который достойно продолжал традиции фирмы, пока в 1525 году в дело не вступил Робер Этьенн (1503—1559). Робер был женат на Перетте Баде и после смерти его тестя (1535) объединил типографии Баде и Этьенна. В это же время жил и трудился еще один зять Баде, Мишель Васкосан; и именно Колину, Тори, Роберу Этьенну и Васкосану правление Франциска I (1515—1547) обязано своим прозвищем золотого века французской типографики. Эти печатники познакомили Францию с типографскими принципами Альда Мануция – исключительное использование римских и курсивных гарнитур, удобный размер книги и невысокая цена. Под влиянием принципов Тори Колин и Этьенн приобрели совершенно новые наборы шрифтов. Самому Колину приписывают создание курсивной и греческой гарнитур, но фирме повезло заполучить на службу Гарамона в качестве пуансониста и «типографского консультанта», как мы сейчас описали бы его должностные функции.

Симон де Колин, хотя сам он и не был ученым, всецело поддерживал и даже расширил спектр научных трудов, в том числе по естественным наукам (De Nature Stirpium, «О природе растений» Жана Рюэля), космологии и астрологии (Жан Фернель и Сакробоско), не считая приятных глазу томов Горация и Марциала в духе Мануциевых изданий.

Робер Этьенн, а после него его сын Анри Этьенн-второй (1528—1598) являются двумя наиболее выдающимися учеными-печатниками своего века. Робер был одновременно и знатоком Античности, и набожным христианином, и две эти склонности нашли удачное сочетание в его критических публикациях Вульгаты (1527—1528) и Ветхого Завета на иврите (1539—1541, исправленное издание 1544—1546 годов). В своем греческом Новом Завете 1551 года он разделил главы на пронумерованные стихи – это нововведение быстро стало общепринятым. Самым большим достижением Робера в области чистой науки был его Thesaurus linguae Latinae, «Латинский тезаурус» (1531, затем часто переиздавался с исправлениями); до сих пор его не удалось полностью превзойти. Благодаря Dictionarium latino-gallicum, «Латинско-галльскому словарю» (1538), Dictionaire francoislatin, «Французско-латинскому словарю» (1539—1540), и сокращенным школьным изданиям того и другого – оба часто переиздавались – Робер также стал и отцом французской лексикографии.

Робер Этьенн пользовался покровительством, практически личной дружбой, короля Франциска I, единственного государя всех веков, который относился к печати с той же любовью и вниманием, которые Карл I проявлял к своей картинной галерее, а большинство монархов – к величественным дворцам и драгоценностям своих любовниц. Франсуа прозорливо осознал, какую огромную власть может дать возможность обратиться посредством печатного слова к тому, что позднее стали называть общественным мнением. В 1527 году впервые в истории дипломатии его правительство публично разъяснило и обосновало свой политический курс в брошюре Lettres de Francois Ier au Pape, «Письма Франциска I к Папе», которая в своем suppressio veri и suggestio falsi ^[6]стала образцом для многих будущих информационных изданий правительств. Позднее Этьенн приложил собственное перо и печатный пресс к публикации некоторых таких документов, которые «должным образом информировали всех и каждого», каким образом союзы христианнейшего короля с немецкими протестантами и турецким султаном служили делу европейского мира и религиозного согласия.

Более достойные плоды дали две другие меры, принятые Франциском. В 1538 году он приказал Этьенну передать по одному экземпляру каждой отпечатанной им греческой книги в королевскую библиотеку, которая, стартовав с такого скромного начала, стала первой библиотекой-депозитарием с охраной авторского права. В следующем году король обнародовал кодекс правил для печатников, самым важным из которых является запрет печатникам использовать такую эмблему, которую можно перепутать с эмблемой другой типографии, – порядок, который в равной степени защищал интересы и производителей, и покупателей книг.

Смерть Франциска I (1547) лишила кальвиниста Робера Этьенна защиты, в которой он нуждался в противостоянии с враждебно настроенными богословами Сорбонны. По этой причине в 1550 году он уехал из Парижа в Женеву, после чего его фирма продолжала работать и в Париже, и в Женеве. В Париже брат Робера Шарль (1504—1564) выпустил полное собрание Цицерона (1555), а также Guide de Chemins de France, «Путеводитель по дорогам Франции», оживленный комментариями о «дурных дорогах», «кишащих разбойниками», о «добром вине» и «жирных устрицах». Но Шарль умер в долговой тюрьме и оставил свое обремененное большими долгами дело племяннику Роберу-второму (1530—1571), который был верным сыном римской церкви. Тем временем Анри-второй (1528—1598) и Франсуа (1537— 1582) поддерживали великолепное качество отцовской типографии в Женеве. Анри отметился публикацией длинных серий языческих и раннехристианских классиков, включая первые издания Анакреона, Плутарха и Диодора Сицилийского; но его выдающимся достижением является Thesaurus linguae graecae, «Греческий тезаурус» (1572), достойный аналог и дополнение к работам его отца. Сын Анри-второго Поль (1567—1627) сотрудничал с великим женевским филологом Исааком де Казобоном, его родственником, поддерживая высокий ученый уровень женевского филиала. Однако он поссорился с властями и бежал в Париж. Здесь его сын Антуан вернулся к прежней вере и был награжден титулами королевского печатника и хранителя греческих матриц. Его смерть в 1674 году положила конец непрерывной в течение почти двух веков, самой блестящей из когда-либо существовавших династии ученых-печатников.

Таким образом, Этьенны проложили мост между периодом инкунабул и королевской типографией Людовика XIII, продемонстрировав уникальную стабильность, а также почти неизменное превосходство французской типографики на протяжении веков. Но окончательное возвращение династии в Париж также указывает на ту непревзойденную роль, которую столица играла в мире французской литературы. Только Лион, крупнейший и практически единственный конкурент Парижа, великолепно удерживал свои позиции в течение почти ста лет. В Лионе дольше, чем где бы то ни было, собственно печать оставалась в руках немецких иммигрантов, и заметное влияние оказывал соседний Базель. Филиал, который Антон Кобергер открыл в Лионе, не только продавал продукцию нюрнбергской фирмы на французском рынке, но и заключал самостоятельные договоры со многими лионскими типографиями, чтобы удовлетворить спрос на книги Кобергера.