Ведьма быстро оглянулась, на месте глаз в темноте сверкнули два изумруда. Показалось, она что-то прошептала, но с такого расстояния увидела лишь шевеление губ.
Старуха поправила тряпье на плечах и двинулась за мужиками.
Проводив их взглядом до большого дома с пристройкой, в которой, видимо, помирает корова, я пустила метлу по дуге вправо. Из-за обилия растительности, разобрать в какой стороне ущелье не смогла. Пришлось подняться выше, вопреки наказу старухи.
Сверху ночная деревня показалась больше из-за темных участков между домами. Черные дороги сплетаются и уходят в горизонт, где сливаются с ночным небом, и кажется, деревня повисла в космосе.
Метла дернулась, черенок под пальцами задрожал, и я вцепилась в него мертвой хваткой. Метла еще немного потряслась и успокоилась, будто поняла, что выше подниматься не собираюсь.
Лишь на этой высоте горизонт обрел очертания. В нескольких километрах от деревни протянулась цепочка гор, тех самых, что видела при падении с небес. Свет месяца подсвечивает остроконечные вершины, те кажутся какими-то не реальными, похожими на исполинские декорации. На верхушках серебрится белое – это ледники, а может снежники. Но в одном месте чернеет провал.
– Видимо туда, – проговорила я себе, выгоняя мысли о Германе, которого оставила у старухи, и о том, что узнала. – К ущелью.
Стараясь не перегружать и без того нервную метлу, я направила ее по краю деревни. В ушах засвистел ветер, кожу приятно захолодило. Я пару раз глубоко вдохнула свежий ночной воздух, решив, что летать на метле приятное занятие, если не считать твердого черенка меж ног.
Метла снова начала подрагивать и издавать фыркающие звуки, словно у нее засорилась выхлопная труба.
К счастью, успела разобраться с направлением, и с чистой совестью спустилась к самым верхушками деревьев. Мне казалось, двигаюсь быстро, но горы приближаются крайне неохотно, а гнать старую метелку не решилась.
– Ну хоть Герман над ухом не ноет, – пробормотала я.
Справа тянет холодным воздухом с реки, слева поднимаются вкусные запахи из домов.
Когда деревня осталась позади, лес подо мной пошел сплошняком. Сверху листва кажется темно-синей из-за лунного света, но чуть глубже полный мрак, страшный и холодный. Холодный, потому, что с реки потянуло еще сильней.
Платье старухи, хоть и вульгарное до визга, но оказалось таким же терморегулирующим, как прежнее. В декольте дует, но остальное надежно защищено.
Я позволила себе ускориться. Метла послушалась, ветер с удвоенной силой засвистел в ушах, а глаза заслезились. Деревья внизу превратились в темно-синий поток, зато горы резво побежали на встречу.
Минут через пятнадцать мы с метлой уже неслись по ущелью. Я сжала пальцы до белых костяшек и пыталась слиться с черенком, чтобы не сорваться во мрак. Свет месяца сюда не проникает из-за гор, а снизу тянет, как из могилы.
Река превратилась в горную, рокочет и гремит булыжниками в темноте. Ощущение, что попала в каменный мешок, в котором видно лишь темно-синюю полоску впереди. Именно темно-синюю, потому что в сравнении с ущельем, ночное небо кажется недостаточно черным.
Метла опять дрогнула, я прижалась животом к черенку и погладила его пальцами.
– Давай, миленькая, – проговорила я ласково. – Постарайся. Ты же не хочешь оказаться в горном потоке? Нас обеих там перемелет в фарш.
Помело издало фыркающий звук и, кажется, даже вздохнуло. Но полоска ночного неба впереди стала приближаться быстрее.
Мы ускорялись, будто метла действительно испугалась реки. Через десять минут на бешеной скорости мы вылетели из ущелья и понеслись над долиной.
Заставив метлу замедлиться, я стала разглядывать залитую лунным светом землю.
Через заросли кустарников и небольшие рощицы петляет река. Тут она снова равнинная, хоть и значительно уже, чем в низовье. Кое-где полянки. Множество домиков разбросаны, на сколько хватает глаз. И все разные. С острыми крышами, с покатыми, вытянутые, на каких-то сваях, землянки с чем-то пушистым вместо черепицы и куча других.
Но больше всего меня привлекли огоньки над порогами. Одни синие, другие – зеленые. Все переливается и льет призрачный свет, смешиваясь с сиянием месяца, заставляя замирать от восторга.
Слева раздалось хлопанье крыльев. Я резко оглянулась и выдохнула:
– Каркуратор!
Ворон важно машет крыльями на одном уровне с моим лицом и таращится глазом.
– Вар-рвар-ра! – каркнул он. – Пресвятые перья, где ты была?!
Чуть в ладоши не захлопала, но удержала необходимость цепляться за черенок.
Я проговорила, едва сдерживая радость:
– Бирнан, миленький, где я только не была! Мне столько надо рассказать, столько спросить! Бирнан, ты мне был так нужен! Думала, умру!
Во взгляде ворона мелькнуло осуждение, но, видимо, воспитание не позволило высказать все, что крутилось в голове. Он щелкнул клювом и сказал:
– Пр-риземляйся.
Я послушно пошла на снижение. Когда до земли осталось метра два, метла фыркнула, хрюкнула и резко перестала держаться в воздухе, а я кубарем полетела в высокую траву.
Удар пришелся в бок, что-то хрустнуло, я вскрикнула и попыталась сгруппироваться, но получилось плохо. К счастью, земля оказалась рыхлой и влажной, меня протащило несколько метров, оставив глубокую борозду, и остановило у пня.
Перевернувшись на спину, я пару минут таращилась на звезды. В боку тупая боль, но жить можно. В правой руке зажат черенок.
Проведя пальцами по древку, поняла, что хрустело.
Я пробормотала:
– Метла свое отлетала.
Встать все-таки пришлось, потому, что при крушении платье задралось, и сырая земля стала холодить зад.
– Спасибо, метелочка, – произнесла я с чувством. – Спи спокойно. Или что там желают погибшим метлам?
Метла не шелохнулась. Даже фырканья не последовало, словно пала смертью храбрых в бою за правое дело. Но обойтись с ней, как с первой, не смогла и решила отнести старшим ведьмам.
В траве зашуршало, между стеблей высунулся черный клюв. Ворон критически осмотрел меня, особое внимание уделив платью. Затем вспохнул и сделал пару кругов надо мной.
– Скор-ро вер-рнусь, – каркнул он и скрылся в темноте.
– Как же! – вырвалось у меня. – Ты меня опять бросаешь? Опять?! Я не….
– Скор-ро… – донеслось издалека.
Я нахмурилась, вспомнив, как убежал бывший муж. Потом, выбравшись из высокой травы, вышла на небольшой взгорок и ахнула.
Если сверху все выглядело красивым, то здесь мир превратился в сплошную магию. Огоньки над порожками сияют, приглушенным неоновым светом, над ночными цветами порхают сияющие светлячки и мошки. Первые пухленькие, с мигающими брюшками. А вторые, как облака серебряной пыли, которая с едва заметным звоном перекатывается над долиной. Есть еще что-то вроде стрекоз с мерцающими крыльями, светящиеся грибы на длинных ножках, и куча растительности, названия которой не знаю.