Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - читать онлайн книгу. Автор: Владимир В. Видеманн cтр.№ 16

В Душанбе на повороте от Айни к аэропорту у дома Вовчика Сафарова я поймал попутку, идущую в сторону Орджоникидзеабада (Янгибазара). Водитель «газика» оказался человеком разговорчивым. Это был памирец, работавший в Афганистане в качестве сотрудника спецслужб, пытавшихся наладить контакты с афганскими исмаилитами.

Исмаилиты компактно проживают на территории, поделенной между Таджикистаном и Афганистаном, в районе Северного Гиндукуша и Западного Памира. Это в основном небольшие восточно-иранские народности, родственные изолированным в собственной долине ягнобцам.

Исмаилизм — одно из направлений в исламе, считающееся наименее ортодоксальным. Это движение, названное в честь его основателя имама Исмаила — последнего, согласно исмаилитской традиции, двенадцатого имама из дома Али, — зародилось в Египте в VIII веке. Исмаилиты считают, что последний имам не умер, но скрылся до времени. В определенный момент истории он вновь откроется как Махди — исламский мессия, который возглавит воинство Аллаха в последней битве с куфром (греховным миром). Скрытый имам именуется также «имамом времени», который как бы незримо присутствует в нашей манвантаре ^[62]. Здесь его образ сближается с ведийскими персонажами. Можно также легко заметить сходство исмаилитской легенды о скрытом имаме с западноевропейской о скрытом императоре, каковым считается Фридрих II Гогенштауфен, император Священной Римской империи.

Интересно, что император Фридрих — норманнский монарх на сицилийском троне — арабский язык знал лучше немецкого, на котором тогда еще не было создано ничего существенного (разве что «Грааль» и «Нибелунги»). В императорской библиотеке хранились рукописи на латинском, греческом, арабском и еврейском языках. Среди них было много манускриптов алхимического и гностического содержания. Не исключено, что Фридрих имел контакты с египетскими мистиками-исмаилитами или даже последователями самого Старца горы ^[63].

Исмаилизм, как уже сказано, появился в Египте, который также называют Аль-Кем — Черная страна. Весьма вероятно, что отсюда произошло слово «алхимия», то есть «наука Аль-Кема», «египетская наука». На территориях от Каира до Багдада влияние исмаилизма некогда было очень значительным, он сдал позиции лишь вместе с крушением Фатимидского халифата, однако продолжал действовать как тайное учение, а на Памире сохранялся даже в открытой форме. Разумеется, памирский исмаилизм — это не египетский «оригинал». Здесь много древних индо-иранских образов и смыслов. Даже священный язык в этой традиции персидский, а не арабский. Исмаилиты не исполняют намаза. Их молитвы — это зикр: с музыкой, песнями и танцами. Памирцы паранджи не носят, бороды тоже. Поэтому в суннитской среде исмаилитов за мусульман вообще не считают, принимая за сектантов-язычников.

В Афганистане исмаилитская община сохраняла в период советской оккупации нейтральное положение между фронтами. Исмаилиты помнили о своей дискриминации во времена старого королевского режима. Красная власть Бабрака Кармаля, будучи атеистической, пыталась заигрывать с исмаилитами, как с «угнетенным классом», намереваясь использовать их в борьбе с моджахедами-суннитами. Та же политика велась в отношении суфийских орденов и шиитских общин, тоже притеснявшихся старым режимом. Мой попутчик-службист имел, кроме того, опыт аналогичного «мистического» посредничества в Иране, где советские (и другие) разведки старались найти себе партнеров в несистемной среде суфийских орденов и иных религиозных миноритариев. Вместе с тем Хомейни он оценивал неоднозначно, не считая того примитивным буквалистом: «Хомейни занимает позицию где-то между шариатом и тарикатом».

Это можно было понять так, что Хомейни открыт к суфизму. Между тем исмаилиты называют себя ахли-хакк, что значит «люди истины», и состоят, таким образом, в хакикате ^[64]. При этом памирская община пира и маарифа ^[65] Насира Хисрава идет вслед за своим основателем путем маарифата. Отсюда зикры вместо намазов и язык поэзии, персидский, вместо языка богословия, арабского. Мазар Насира Хисрава находится в Хороге, на афганской стороне Пянджа. Мой попутчик ехал как раз в Хорог. В то время Памир был закрытой пограничной зоной. Для въезда требовалось специальное разрешение, так что я при всем желании не мог воспользоваться случаем, чтобы попасть в этот загадочный и абсолютно закрытый город.

Я вышел из «газика», немного не доехав до Калаи-Хумба, на развилке к Миенаду. Там поймал еще одну машину. Это был грузовик, в кузове которого ехали человек шесть баба-ев — все в белой одежде и белых чалмах. Как я сразу догадался, команда направлялась к Хазрати-Бурху. Стоял самый разгар зиаратного сезона. Мы проехали Миенаду, высадились уже где-то под Лянгаром и двинулись дальше пешком.

По пути набрели на большую группу местных девушек, которые, рассыпавшись по склону, собирали какие-то травы. Все девушки были с длинными косами и в ярких платьях и платках с золотой нитью — прямо-таки пастушки-гопи, ждущие своего Говинду ^[66]! Наш зиаратный бабайский «белый блок» проходил сквозь девушек, словно параболическое вторжение, дефлорирующее сансарную сентиментальность перспективой «перпендикулярного» вызова. Единственный «небелый» в команде был я, облаченный в синий халат-чапан, подбитый ватой и перехваченный армейским ремнем, с кинжалом в узорчатых кожаных ножнах на боку, со станковым рюкзаком «Ермак» на спине и ледорубом в руках. Девушки норовили разглядеть меня получше, украдкой кидая взгляды из-под опущенных ресниц на мою репу в бейсболке с намотанной поверх чалмой, зеркальных черных очках и серебряным кольцом в ухе. По мере того как наша бабайская колонна удалялась вверх по тропе, девичий смех позади звучал все громче, переходя в экстатическое хихиканье. В «Абхидхармакоше» ^[67] сказано, что посредством хихиканья спариваются гандхарвы ^[68]. Думаю, гопи тоже.

Еще выше по реке мы натолкнулись на группу катамаранщиков. Их было человек шесть — восемь, ребят и девчонок. Они рассказали, что тащат на себе пару катамаранов аж с самого Миенаду, но все никак не рискнут спустить их на воду: «Очень сильное течение. И потом — обрывистые берега, негде причалить!» Да, Оби-Хингоу — суровая река. Ее темные воды, словно свинцовый поток, низвергаются с памирских ледников в зиаратную долину, постепенно нисходящую к райским кущам Дарваза. В Оби-Хингоу, как в реку Гераклита, нельзя войти дважды: снесет с первого раза. Мы двинулись дальше. Через какое-то время перешли по большому бетонному мосту боковой приток, а еще чуть погодя нам навстречу попались два грузовика с людьми туристического вида, человек сорок.