Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты - читать онлайн книгу. Автор: Владимир В. Видеманн cтр.№ 91

Как-то раз я поехал по очередному адресу вместе с Ычу. Его настоящее имя было Игорь Еробкин ^[187]. Он происходил из очень странной семьи. Его папа был кагэбэшник, мама — балерина, а дедушка — начальник вокзала. В нашу компанию Ычу попал еще совсем тинейджером — невысоким, хрупким мальчиком в больших очках и со светлым хайром до плеч. Его взялась учить жизни старая хиппи Юля. Она возила постоянно обдолбанного, спящего на заднем сиденье «москвича» Игорька с собой на все тусовки и шустрежки. Время от времени она его будила, вмазывала в очередной раз, и Ычу снова зарубался до следующей остановки. В промежутках между отлетами он писал стихи:

Некогда, еще в начальной школе, Ычу ходил в один театральный кружок вместе с Йокси и Пепи. Потом он стал рьяным пионером, дошел до комсорга, но вдруг почему-то резко разочаровался в коммунистическом учении и перешел на радикально-критические позиции. Он впал в антисистемную антисоветчину, завел любовницу, свалил из последнего класса английской спецшколы, отрастил хайр, сел на иглу, поехал автостопом. За волосы ему частенько доставалось, в Азербайджане какие-то ублюдки однажды даже подвесили его за ноги, головой вниз. Доставалось и со стороны папаши-кагэбэшника, который постоянно стремился упрятать Игоря в дурдом на курс какого-нибудь сульфозина. Строгий папа полагал, что таким образом отучит свое чадо от вредных привычек и сделает из него настоящего человека.

Хутор, который нужно было посмотреть, представлял собой целый комплекс из жилого дома и хозяйственных построек типа хлева, бани и гаража. Бо́льшая часть территории вокруг хутора, который назывался Каазиксааре (Березовый Остров), была обсажена по периметру высокими березами и елями, скрывавшими внутреннее пространство от посторонних взглядов. В непосредственной близости от этого места, по счастью, никаких соседей не было; территория вокруг Каазиксааре являлась колхозным выгоном, так что сельскохозяйственные работы тут не проводились и колхозники не шастали. За лесочком, у поворота дороги, в полукилометре ходьбы от дома была автобусная остановка и располагался довольно приличный магазин, где продавалось все: от халвы, пряников и сметаны до сыров, колбас и рыбных консервов.

Сам дом представлял собой одноэтажную, с чердаком, постройку сорокалетней давности, метров сто площадью. В нем были четыре комнаты, кухня и кладовка. К дому примыкал небольшой сад с двумя десятками яблонь и ягодными кустами. Особенно подкупало, что это была не бревенчатая хуторская изба, а самый настоящий цивильный коттедж из досок, ярко-зеленого цвета, с большими окнами и застекленной верандой.

Нам обоим место очень понравилось, и мы решили прямо отсюда отправиться к Раму в Лангерма, не заезжая в Таллин. Каазиксааре находилось в десятке километров от Тюри — небольшого провинциального городка с орденской церковью XIII века. Отсюда до Рама проселочными дорогами было километров двадцать. Их предстояло пройти пешком. Около пяти вечера мы распрощались с хозяевами хутора, пообещав вернуться, и отправились в юго-западном направлении. Через полчаса пути нам попался брошенный у канавы велосипед, как оказалось, совершенно готовый к употреблению. Не пытаясь слишком долго рассуждать о том, кто, зачем и на сколько оставил тут свой двухколесный транспорт, мы посчитали этот аппарат подарком, посланным нам небом ради благого намерения обрадовать мастера неплохим вариантом нового места для ашрама.

Я сел в седло, Ычу пристроился сзади на багажнике, и мы двинулись. К счастью, гравия на дороге почти не было, педали крутились хорошо, а потом мы вообще выехали на асфальтированное шоссе. До Рама добрались часам к двум ночи. Он вышел на наш стук в дверь, весь заспанный.

— Мы нашли дом! — сообщил я ему радостно.

— О'кей. — Рам похлопал нас с Ычу по плечам. — Чай?

Переезжал на новое место Рам бурно. В Лангерма собрались полтора десятка помощников, в том числе приехали литовцы и питерцы. Вместе с агни-йогами Олегом и Тамарой, подарившими некогда Раму улей с роем, приехал Олег-барабанщик. Именно ему пришлось на этот раз на пару с Рамом тащить улей к машине. Одной из пчел Олег почему-то сильно не понравился (видимо, вибрации не те), и она стала упорно пытаться ужалить его в лицо. Тот, отмахиваясь, потерял равновесие, в результате чего улей упал на землю. Что тут началось! В мгновение ока Олег с Рамом оказались покрыты, словно живым мехом, жужжащей пчелиной массой. Барабанщик, стряхивая с себя насекомых, с криком бросился со всех ног в избу, Рам — за ним, а следом — и все остальные. Когда дверь захлопнулась, отрезая растревоженному рою путь в дом, Олег осмотрел всех собравшихся горящими глазами и вдруг бешено заржал. Другие тоже захихикали, а Рам почему-то страшно напрягся и сказал, что ничего смешного вокруг не видит.

До Каазиксааре наша кавалькада из нескольких машин, до предела нагруженных мебелью, хозинвентарем (вывезли с хутора все до нитки, даже до ягодки) и людьми, добиралась проселочными дорогами часа два. Весь прибывший народ остался в Каазиксааре на несколько дней, так как требовалось не только привести дом в радикально новое жилое состояние, но также проверить все хозяйственные постройки и, кроме того, высадить захваченные из Лангерма кусты и цветы.

Первым делом отремонтировали рамовский кабинет. Это была самая маленькая и одновременно самая уютная комната во всем доме. К ней примыкала кухня с четырьмя дверями: в кабинет, на улицу, в кладовку и большое помещение с печкой — каминный зал. Отсюда можно было пройти в еще одну большую комнату с тремя дверями: назад в каминный зал, на застекленную веранду и в маленькую квадратную комнатку, подобную кабинету, которая превратилась в парапсихологическую лабораторию. Из лаборатории в кабинет вела еще одна дверь. Таким образом, весь дом можно было обойти по кругу.

В кабинете поставили письменный стол, книжный шкаф и рамовскую кровать. В двух больших комнатах разместили привезенные из Лангерма диваны и софы, несколько тумбочек, столов и стульев; стены завесили картинами, мандалами и прочей символической атрибутикой. На одной из стен каминного зала я разместил огромную карту народов мира, размерами, наверное, два на три метра. В лаборатории (медитационной комнате) пол застелили несколькими слоями одеял, к потолку прикрепили украшенную гирляндой электрических звезд спираль, на которую замыкались несколько специальных магнитных корон-антенн. По стенам развесили бурятские танка, рамовские таблицы и портреты мастера в разных изобразительных техниках.

Главная алтарная икона была в эти же дни выполнена питерским художником Славиком, прибывшим в компании своей бывшей жены Татьяны и ее нового друга Йокси. На обратной стороне большого фанерного щита, на котором я когда-то нарисовал подручными средствами Белого старца а-ля Рам в натуральную величину, красовавшегося в качестве рекламной вывески у входа на старый хутор, Славик изобразил того же Рама в ту же величину, но, в отличие от моего шедевра, в технике фотореализма: обнаженного, в позе лотоса, на фоне тропической растительности. Татьяна, тоже художница, сделала маслом портрет Великой Матери (с собственными чертами, чакрами и сложносплетениями символической орнаменталистики), а также расписала изображениями Ямантаки ^[188] посреди языков космического пламени стоявший в каминном зале огромный дубовый сундук. Потом перешли к сельхозработам: окучивание, окапывание, стрижка, прополка… В бригаду по пересадке лангермаских кустов черной смородины отрядили меня, Айвараса, Олега-барабанщика и Йокси. Задача стояла простая: нужно было выкопать два десятка ямок, поместить туда корни растений и присыпать их землей. Решили подложить для урожайности и навозцу, крупные залежи которого обнаружились в хлеве. Сделали все, надо сказать, довольно споро: выкопали, поместили, подложили, засыпали, полили.