Танцы марионеток - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 44

У этой девочки, мечтательно вспомнил он, такой стеснительной и одновременно естественной, маленькая грудь прорисовывалась под платьем, не скованная никакими лишними деталями туалета. Ножки с тонкими щиколотками, узкие плечики с выпирающими даже из-под ткани ключицами – она была такая трогательная, такая неземная… О ней хотелось сказать «бестелесная». Кристина, конечно, очень хороша, но нужно смотреть правде в глаза: у нее уже нет той свежести и прелести юности, которая подкупала его в женщинах. И еще эти дурацкие косточки бюстгальтера…

– Я хочу присутствовать при ваших сеансах!

Он раздраженно посмотрел на жену – она оторвала его от приятных мыслей.

– Зачем? Ты же знаешь, я не могу работать, когда рядом посторонние.

– Посторонние?! Быстро же я стала для тебя посторонней!

– Кристина, ради бога! Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

– Нет, не понимаю! Объясни, пожалуйста!

Он давно заметил, что когда она злится, в ней появляются черты матери – бесформенной колоды с глупым лицом. Это даже пугало его.

– Надеюсь, ты не ревнуешь? Просто смешно…

– Смешно, что ты, как стареющий плейбой, ухватился за первые юные ножки, которые появились в пределах досягаемости!

Кристина выпалила фразу и тут же пожалела об этом. С упреком, но без злости покачав головой, муж отвернулся, и она почувствовала стыд. До чего она опустилась – до мещанских оскорблений! А Роман всегда бежал от пошлости мещанства. Нет, она испробует другой способ.

Кристина подошла, прильнула к его широкой спине.

– Прости меня! Ты же знаешь, как я люблю быть рядом с тобою, что бы ты ни делал!

Он выдержал паузу, обернулся, проникновенно взглянул на нее:

– Знаю! Но есть то, что выше наших с тобой желаний.

И указал на холст. Это действовало всегда, должно было подействовать и сейчас – против такого сильного приема у нее не было аргументов.

Судя по тому, как вытянулось ее лицо, их не нашлось и в этот раз. Конечно, ведь он апеллировал к тому, чего она была лишена, – к миру творчества! К тонким материям, требовавшим, чтобы он отдавал им себя без остатка.

Впрочем, Мансуров не был циником и искренне верил в то, что сказал жене. И хотя вслух скромно называл себя лишь работоспособным ремесленником, мысленно всегда говорил «мое творчество», ибо знал себе цену.

Критики смеялись над ним: смеялись и много лет назад, когда он был малоизвестным художником, смеялись и после, когда успех уже прочно сопутствовал ему. Завистники называли его поставщиком розочек, намекая на то, что на всех своих портретах он неизменно писал женщин в цветах. Кто-то из неумных журналистов после первой большой выставки написал о нем высокопарную статью, назвав Мансурова трубадуром женственности. Прозвище пристало к нему, и Роману доводилось слышать за спиной насмешливое: «Гляньте, трубадур со своей трубадурой!»

Он знал, что завидовали всему: его успеху у женщин, наградам, его выставкам. «Певец ширпотреба» – это было лишь одно из оскорблений, которым его награждали. Но, к счастью, хорошенькие дамы не слушали критиков: им нравилась манера Мансурова, такая реалистичная и в то же время льстившая им. «Мансуров проникает в тайники женской души, – написал о Романе толстый художественный журнал. – Его портреты – это квинтэссенция любви, нежности и восхищения Женщиной. Может быть, в наше время они кажутся незатейливыми, но эта простота искупается искренностью настоящего Художника и Прекрасного Человека».

За эту статью Мансуров тоже поплатился – насмешки над «Прекрасным Человеком» были жестокими. Намекали, что текст написал сам Роман, но это была неправда: он всего лишь заплатил журналистке. Ему хотелось наконец прочитать о себе правду, и он ее прочитал.

Что бы ни говорили вокруг, женщины любили его бескорыстно – чувствовали, что он преклоняется перед ними. Он был такой добрый, нежный, понимающий, готовый бесконечно слушать их истории, ждущий, чтобы ему излили душу. И при этом фантастически красивый! Если бы Мансуров рассказал, что из приписываемых ему десятков романов у него не было и трех, ему бы не поверили. Но это была правда.

Он никогда целенаправленно не искал плотских отношений с женщинами. Одна из них, обнаружив, что Роман не собирается, как она ожидала, соблазнять ее и уводить из семьи, в ярости обозвала его импотентом. Мансурова это даже не задело. Да, он не видел смысл своей жизни в том, чтобы совокупиться с как можно большим количеством красивых женщин, несмотря на то что, видит бог, вокруг него они вились, как бабочки. Сам Роман называл свой темперамент нордическим, хотя ему потребовалось некоторое время на то, чтобы приучить жену считать его сдержанность нормальной, – поначалу Кристина была ненасытной настолько, что это его утомляло и даже пугало. Все-таки люди – не кролики! Они – творцы (во всяком случае, он сам)! К счастью, после года супружеской жизни она угомонилась.

Роман искренне любил ее, и Кристина об этом знала. Он так красиво добивался ее! Знакомые, слышавшие историю их любви, рассказывали ее своим друзьям: женщины – с придыханием, мужчины – со скрытой завистью, замаскированной под насмешку. Они-то были не способны на такие жесты! А вот он способен. Он и не на такое был бы способен ради своей музы.

Потому что Муза была Мансурову необходима. Что-то случалось с ним, когда он видел женщин определенного типа: маленьких, худеньких, как мальчики, двигающихся с неуклюжей грацией, стриженных так, что взгляду открывалась тонкая шейка со всеми ямками-впадинками, хрупкими птичьими косточками. Роману хотелось бесконечно запечатлевать их как воплощение гармонии на земле. Он работал до изнеможения, брался за любые заказы и успешно завершал их – а все потому, что в каждой позировавшей даме ему виделась та единственная, что воздействовала на него как катализатор, запускающий химический процесс.

Они были редки, эти женщины – крупицы бесценного сокровища среди однообразного шлака модельного вида. За всю его жизнь Мансурову встретились всего три таких. И, что самое неприятное, они имели склонность к быстрому старению. Кристина, пленительная Кристина, всего четыре года назад похожая на резвого шалуна-пажа, на его глазах неумолимо расползалась, превращалась в дамочку, стриженную слишком коротко для ее начинающего оплывать лица. Из-за этого он писал все хуже и хуже и сам видел с подступающим ужасом, что во всех его портретах вместо неземного создания проглядывает эта дамочка с намечающимися брылями. За последние полгода он не создал ни одной картины.

Мансуров пришпоривал свое воображение, вслух говоря, что это временно, что ему лишь нужен перерыв, а затем он снова вернется к работе… Но скрывать правду от самого себя было бессмысленно. Его муза уходила все дальше и дальше, и Роман уже предвидел то время, когда у него останутся лишь воспоминания о счастливом периоде его творчества, полном света, красок, цветов и прекрасных ликов, создаваемых им на холстах.