Танцы марионеток - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 40

После того как она ушла, Вася даже не запил – до того был уверен, что это ее женская блажь, с которой она быстренько разберется и вернется к нему. Понимание, что она не вернется, настигло его внезапно, и он хорошо запомнил этот момент: он остановился посреди аллеи, будто врезавшись в стену, и мальчишка на роликовых коньках налетел на него и жалобно ойкнул. Это был подросток лет тринадцати, с бритой башкой и густыми насупленными бровями. Будь на его месте Ковригин, он покрыл бы хорошим подростковым матом взрослого раззяву, вставшего посреди аллеи, а этот только пискнул, потер ушибленное колено и рванул дальше по растрескавшемуся асфальту.

Но даже тогда он еще держался. И первый раз напился – уже осознанно, понимая, от чего бежит, – когда при неожиданной встрече в коридоре редакции увидел на ее лице не ожидаемое отвращение, а испуг. Лицо у нее стало несчастное и очень некрасивое, а он смог только ухмыльнуться фирменной улыбочкой кота Васьки и помахать рукой – мол, все нормально, мы же цивилизованные люди! Ничего не было нормально – это он честно сказал себе в тот же вечер, разбив пивную кружку и порезавшись осколком.

Но сегодня он выпил совсем немного. Разговор с Ленкиной мамашей, которая не смогла ему сказать ничего вразумительного, не выходил у него из головы. Что-то не нравилось ему в ее словах… В них была какая-то неправильность, но спьяну он не мог сообразить, какая.

Он не врал ей, когда говорил, что пытается помочь ее дочери. У Васи в голове не укладывалось: как могла Лена перестать писать, когда он видел, как она менялась с каждой написанной книгой! Зажатая, пугливая девчонка, несчастная, стиснутая со всех сторон запретами, уходила прочь. Она даже улыбаться стала по-другому.

– Может, я и пьяный дурак, – пробормотал Ковригин, рассматривая обложку лежавшей на столе «Шотландской бродяжки», – но по доброй воле от такого дара не отказываются.

Он раскрыл книгу на первой попавшейся странице, и взгляд его упал на фразу: «Небольшой шрам на щеке в форме полумесяца, оставшийся после удара саблей, не слишком портил ее, и все же она предпочитала не поворачиваться к собеседнику правым профилем».

– Небольшой шрам, – бессмысленно повторил Ковригин. – На щеке. После удара саблей.

Еще первый раз, читая роман, он обратил внимание на этот шрам. В форме полумесяца. Если хорошенько подумать, вряд ли сабля могла оставить такой след.

– Без челюстно-лицевого хирурга не обойтись бы тебе, красавица, – сообщил Вася нарисованной на обложке героине. – Саблей, надо же! Если бы тебя саблей по щеке полоснули…

Он вздрогнул и замолчал. Ему вспомнилось, как Катюша Солина, общепризнанная красавица из бухгалтерии, рассказывала о собственном отчиме, который много лет назад, допившись до белой горячки, полоснул ее по щеке ножом.

Ковригин торопливо начал листать страницы, ища нужное описание, и вскоре нашел его. «Черноволосая, высокая, похожая на княжну древних восточных кровей, Мари обладала вспыльчивым, но отходчивым характером. Она была проста душой, не очень образованна и сама, смеясь, рассказывала, что еле выучилась читать. Но отзывчивое сердце и красота привлекали к ней людей, хотя и не всегда тех, которых выбрал бы ее ангел-хранитель».

– Ха! Это ж Катька! – сказал Василий, слегка огорошенный.

Почему-то прежде он не задумывался над тем, что своих персонажей Лена списывает с реально существующих людей. Открытие, что авантюристка Мари – это переброшенная в прошлое бедовая Катюха, вечно влипающая в непонятные истории, насмешило его и одновременно озадачило.

«Может, она и меня описала?»

Он напряг память, вспоминая персонажей книг, но не смог обнаружить никого, похожего на себя. Зато без труда нашел главного редактора в образе свирепого пирата – и это превращение заставило его хохотать от души. Вчитавшись в начало второй главы «Амуле??а и короны», Вася по мелким деталям, переданным с фотографической точностью, узнал их общего приятеля, известного журналиста, человека едкого и склочного, – в книге он стал монахом. От точности подобранного журналисту образа у Василия брови полезли на лоб: он никогда не предполагал в Ленке такой наблюдательности. Но журналист и в самом деле был аскетом, хотя заметить это могли только близкие ему люди.

Ковригин почти протрезвел. Листая страницы, он выискивал новых персонажей и безошибочно опознал еще пятерых, причем далеко не всех по описанию внешности. Лене удавалось так точно схватить ключевые черты характера, что в паре случаев Вася догадался о прототипах по репликам героев – правда, это относилось только к последним книгам, действие которых разворачивалось в современной России.

– Вот, значит, что у нас делается… – пробормотал он, покачав головой. – Ну, Ленка, ты молодец!

Однако состояние подъема и веселья от своего открытия вскоре сменилось в нем прежней мрачностью. «Ну и что такого в твоем открытии, что приблизило бы тебя к объяснению? – спросил себя Ковригин. – Если бы ты не напился, толстая жирная свинья, то на трезвую голову куда быстрее вспомнил бы о том, что в интервью она сама об этом говорила. Тоже мне, открыл Америку – оказывается, бывают писатели, которые умеют не только выдумывать героев, но и подбирать уже готовеньких!»

Он вспомнил предположение о том, что Дубровина случайно описала чью-то тайну и поплатилась за это. Если раньше оно казалось ему абсурдным, то теперь при ближайшем рассмотрении Ковригин понял, что скептицизм его был напрасен. «Почему бы и нет?.. Почему бы и нет! При ее наблюдательности вполне могла подглядеть что-то такое, чего остальные не заметили, а прочитавший узнал себя и очень расстроился». Что ж, это казалось вероятным. Но в таком случае искать, очевидно, следует что-то, связанное с преступлением.

Охваченный новой волной возбуждения, Ковригин сгреб к себе все книги и достал из ящика тетрадь. Он листал романы, выписывал одного за другим действующих лиц и пытался примерить к ним маску жертвы либо преступника. Затем спохватился, что тайну можно толковать в куда более широком смысле, и стал просматривать текст внимательнее, надеясь обнаружить зацепку в любых отрицательных поступках героев.

Но его ждало разочарование. Герои и впрямь совершали плохие поступки, они убивали, крали, похищали детей, но оставались лишь бумажными фигурками, скачущими по вышитой ткани истории Лены Дубровиной. Озарение, которого самонадеянно ждал Ковригин, не приходило к нему, и он начал злиться.

Кто мог опасаться, что его узнают читатели книги? И чем могло грозить разоблачение? Он изучил эпизоды, в которых описывалось, как преступник задумывает свое злодеяние. Но сцена, в которой коварная Наталья Вербина покупает яд, чтобы медленно отравить им дальнюю родственницу, и все последующие, где она подсыпает отраву в пищу, никак не связывались в его голове с живыми людьми. Безвредная учительница химии из последнего романа гибла под поездом по вине своего сына, но Василий понятия не имел, кто прототипы этих героев. А что делать с заговором против министра из «Логова волчицы» (министр был взорван, но его жена с ребенком уцелели)?