Статус: все сложно - читать онлайн книгу. Автор: Полина Рей, Тати Блэк cтр.№ 29

— Как скажешь. Дэн, ты идешь?

— Все женщины — шлюхи, — мрачно отозвался защитник.

— Боже! — всплеснул руками Ртуть. — Ещё один…

— Вот именно, — с горечью сказал Ларсон. — Ещё один. Всего лишь один из.

— Ну и дела, — протянул Харвуд. — Ты идти сам можешь?

— Да, — кивнул Дэн, вставая.

— Тогда помоги мне запихнуть этого красавца в машину, а потом расскажешь, что тебя печалит. Боюсь, здесь на нас уже смотрит с нездоровым интересом половина посетителей.

— Не о чем говорить, — сказал Ларсон, подхватывая Марка под вторую руку.

— Понежнее! — пробормотал тот. — Не клюшку держишь! И вообще, я могу идти сам!

— Можешь ты, как же, — сказал Харвуд чуть слышно, доставая бумажник.

— Что ты там говоришь?

— Я говорю, что ты хороший мальчик, Марк! И ты покажешь мне, как умеешь ходить, когда мы уедем отсюда подальше, окей?

— Ртуть, ты засранец.

— За это ты меня и любишь, — ответил тот словами самого Марка и усмехнулся.

Окончание Олимпиады для Макса проходило словно в тумане. Тот верх карьеры, о котором мечтает каждый спортсмен, вдруг показался какой-то хренью. Ради этого он тренировался по четырнадцать часов в сутки с пятилетнего возраста? Ради того, чтобы слышать свист с трибун, когда он не слишком удачно блокировал броски? Или когда слишком далеко выходил из рамки на перехват? Как будто всей той орущей массе на трибунах было гораздо больше известно, как о стиле игры вратарей, так и о Максе Беккере в целом.

Результаты оставляли желать лучшего. Срезавшись на финнах в четвертьфинале, ребята из сборной вернулись в свои клубы, где всем предстояло доигрывать матчи регулярного чемпионата КХЛ. Но Максу не в чем было себя упрекнуть. Невезение, шайба, которая упорно не хотела залетать в ворота, удача на стороне соперника — всё смешалось воедино, и закономерным результатом стал билет обратно на Родину.

Но эта спортивная злость, которая родилась в результате горького поражения, позволила Максу хотя бы на время отключить голову и не думать о Марке и Алисе. Нет, он не надеялся на то, что эти мысли исчезнут полностью, и даже был готов к тому, что после они навалятся неподъёмным грузом. Но пока у него была возможность от них отрешиться, Макс предпочитал эту краткую передышку.

Питер встретил отвратительной предвесенней погодой. И хоть в воздухе не было даже намёка на преддверие марта и тепла, Макс почувствовал то, что так любил всегда — ощущение перемен. Ему с детства нравилось ждать весны и лета. Нравился конец февраля, словно в ту ночь, когда календарная зима оканчивалась, приходил конец и какому-то отрезку жизни, после которого непременно должно было наступить что-то хорошее.

Очередные несколько дней отдыха Макс решил провести с матерью. После всего, что произошло в Сочи, это желание стало каким-то маниакальным. Раньше он не задумывался о том, почему их с Марком родители поступили так, а не иначе. Но сейчас, когда прокручивал в голове раз за разом не только всё, что они с братом натворили, но и свои ощущения от этого, желал одного — обсудить это с человеком, который и был одним из виновников случившегося.

Они с матерью жили параллельными жизнями даже когда Макс был маленьким. Замкнутая, неразговорчивая и скупая на ласку, мама никогда не была образцом заботливой родительницы, близкой собственному ребёнку. И чем старше становился Макс, тем больше он отдалялся. Тогда хоккей занял не только то место, какое спорт занимает в жизни пятилетнего мальчишки, но ещё и заполнил собой ту пустоту, которую оставило после себя решение самых близких ему людей. Которые так и не стали таковыми.

Несмотря на то, что Макс мог позволить себе переселить мать в более просторное и комфортабельное жильё, она наотрез отказалась переезжать из небольшого частного дома на окраине Питера. Макс не понимал этого, но и спорить не спорил — знал, что это бесполезно. После того, как начал самостоятельную жизнь, они виделись не часто. Он постоянно был в разъездах, но даже если бы не был настолько занят, всё равно бы не стремился к этим встречам.

Припарковав джип у ворот, Макс вышел из машины и жадно вдохнул сырой и холодный воздух. Лёгкие ощутимо обожгло, чертовски захотелось курить. Возникшая в голове мысль сесть за руль и уехать, была отброшена им, как трусливая. Наверное, просто подошёл к тому моменту, когда хотел поставить точку. Вернее, даже точки.

Старенькая дверь, полутёмная прихожая, запах деревенского дома, который не вытравишь из памяти — всё было точно таким же, как и почти три десятка лет назад. Мать ничего не позволяла менять — ни дом, ни вещи в нём. И Макс, наверное, только сейчас понял, почему.

— Мам! Ты дома?

Конечно, она была дома — иначе бы заперла дверь, но странная тишина в ответ заставила Макса насторожиться. Он быстро стащил обувь в прихожей, набросил куртку на вешалку, открыл дверь в кухню.

Она сидела за столом, разгадывая неизменный сканворд. Даже не подняла головы, когда он вошёл. А у Макса вдруг защемило сердце, словно от предчувствия чего-то страшного. Наверное, он впервые за последние несколько лет понял, как постарела мать.

— Макс?

Она подняла голову, отложила ручку, поправила очки на переносице. И Максу вдруг показалось, что во взгляде её мелькнула радость, которую она тут же в себе погасила.

— Да. Макс, — кивнул он, входя в кухню.

Проглотил язвительное уточнение, готовое сорваться с губ. Почему-то вдруг все те вопросы и тон, каким хотел их задать, испарились, а страх неминуемого стал физически ощутимым. И этот запах… чего-то старого, как все вещи в этом доме. Горечь в душе стала разливаться по телу, заполняя вены ядом. Тяжёлое ощущение того, что всё шло катастрофически неверно двадцать восемь лет их с Марком жизней, угнетало и давило вместе с низким просевшим потолком старого жилища.

— Случилось что-то? — задала вопрос мать, и Макс инстинктивно кивнул. Но вместо правды ответил:

— На Олимпиаде проиграли.

— Бывает. Чай будешь?

Это её сухое «бывает» вновь испепелило всякое желание Макса поговорить с мамой так, как они ни разу не говорили — по душам. Иногда он с горечью и тревогой думал о том, каково ей жить здесь, в старом доме в полном одиночестве. Но сейчас понял, что это был только её выбор.

— Не буду. Я к себе пойду, ты не против?

— Не против. Ты с ночёвкой?

— Возможно.

И она снова вернула всё своё внимание сканворду. А Макс едва сдержал сначала горькую улыбку, после — желание сказать хоть что-то, что разрушило бы эту стену отчуждения, которая всегда стояла между ними. Засунул руки в карманы джинсов — словно в попытке удержаться и не подойти, не провести по седым волосам на склонённой над чёртовой газетой голове. И направился в свою комнату.