Меч Эроса - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 40

Фирио они между собой называли Лабрис, присвоив ей имя двуострой секиры, орудия скифских амазонок, которые посвящали себя Артемиде, называя ее лунной Девой и убивая всех мужчин. Новые гостьи дома Таусы все подряд звались Каллисто – по имени той глупенькой нимфы, прислужницы Артемиды, которую соблазнил Зевс, приняв облик этой богини-девственницы, частенько предававшаяся женоложству вместе со своими нимфами.

Родоклее потребовалось некоторое время, чтобы разобраться во всей этой путанице имен, однако она от природы была сообразительна, да и жизнь заставляла держать нос по ветру, чтобы вновь не сделаться бездомной и голодной.

В общем-то, Родоклея занималась привычным ремеслом – сводничеством, и если раньше в Афинах, она сводила мужчин и женщин, то не зря же умные люди – Родоклея сама не единожды слышала это на агоре! – так часто повторяют слова великого Гераклита: «Панта э ка одзельтами мени! Все течет, все изменяется!» Вот и для нее кое-что изменилось: теперь она сводила женщин с женщинами.

В прежние времена Родоклея старалась выглядеть как можно более нарядной и привлекательной для мужчин, ибо они справедливо полагали, что уродливая сводня с хорошенькой женщиной не сведет. Теперь ее орудиями стали почтенность, достоинство и сочувствие.

Поскольку своих волос у нее почти не осталось, она надевала гладкий черный парик и набрасывала покрывало.

Алепо, правда, хихикала, что точно такие же парики, только покороче, носят городские стражники, которые подчинялись самому архонту, но Алепо вечно над чем-нибудь хихикала!

В базарные дни Родоклея уходила из дому ни свет ни заря и слонялась по агоре, шныряя проницательным, опытным взглядом по женским лицам и выискивая тех, на которых кулак грубого мужа оставил синяк или кровоподтек.

Разумеется, она обращала внимание только на молодые и красивые лица!

Заприметив добычу, Родоклея пристраивалась поближе к ней и выжидала мгновения, когда лучше завести разговор. Чаще всего она, глядя на хорошенькое личико, изуродованное побоями, которые собеседница тщетно силилась прикрыть, начинала причитать, с необычайно легкостью выдавливая из себя слезы:

– До чего же ты, милая госпожа, похожа на мою дочь!

Далее следовал рассказ о том, что эта самая дочь – бедняжка!!! – была совсем недавно так нещадно избита злодеем-мужем, что вскоре умерла, проклиная тот день, когда доверилась мужчине.

В десяти случаях из десяти собеседница Родоклеи тоже начинала проклинать этот день и пускалась откровенничать с доброй и такой несчастной женщиной. Как правило, она жаловалась не на скупость мужа, не на пьянство его, а на неистовство его желаний.

Собственно, Родоклея заранее знала, к чему придет разговор. Еще в Афинах она усвоила, что даже те женщины, которые с ее помощью были очень удачно выданы замуж, отнюдь не жаждали ее поблагодарить, а скорее, проклинают и Родоклею, и собственный брак! Причины этого они объясняли по-разному. Например, одна сетовала, что со времени своего замужества ей удается выспаться только в нечистые дни, а все прочие ночи ее длительно, грубо и неоднократно насилует супруг который страдает бессонницей. Другая говорила, что не подозревала, будто ее нежный и любезный жених окажется похотливым козлом. Третья стонала, мол, теперь она знает, почему ее супруг дважды вдовел… судя по всему, он овдовеет скоро и в третий раз!

Практически то же самое выслушивала Родоклея и на коринфской агоре.

Все жалобы, в общем, сводились к одному: женщинам не нравились супружеские отношения! Они не получали от совокупления с мужем никакого удовольствия – совсем наоборот! Их доводила до истерики бесцеремонность мужчин, которые оскверняли их самые сокровенные местечки своим семенем, и даже надежда на зачатие ребенка утешала бедняжек лишь постольку, поскольку означала, что от домогательств супруга можно будет отдохнуть.

Жаль, что ненадолго!

Тех, которые желали отыскать другого мужчину, сменить мужа на любовника в надежде на то, что он окажется более добрым, ласковым и нежным, Родоклея поднимала на смех и, как правило, оставляла их в покое. Эти мужененавистницами еще не стали, с ними каши не сваришь, знала она. Ей нужны были другие – те, кто при одном только слове «мужчина» начинал биться в судорогах отвращения или хотя бы брезгливо морщился.

Тогда, скроив на своем добродушном лице подходящее случаю жалостливое выражение, Родоклея заводила сладкую речь о том, что только женщина может понять женщину. Мужчине это просто недоступно. И приласкать женщину так, чтобы она хоть ненадолго забыла о своей жалкой участи, может только женщина. К тому же, если мужчина скуп и даже не додумается ничем порадовать жену, то веселые и ласковые подруги, с которыми ее готова познакомить Родоклея, и накормят, и напоят так, как бедняжке вовек пить и есть не приходилось, а поласкавшись, хорошо заплатят.

Родоклея не лгала. Алепо была на удивление щедра с новенькими Каллисто. Однако если которая-нибудь из них вдруг спохватывалась, норовила отбиваться, вырываться или звать на помощь, пощады к ней не было…

Коринф, школа гетер

– У нас в Тирене женщина не видит ничего зазорного в том, чтобы предстать перед мужчиной обнаженной, – рассказывала Лавиния. – К этому мы привыкаем с детства. Конечно, мы знаем своих матерей, однако отцом может оказаться любой тиренец, ведь женщина отдается тому, кому пожелает – и кто пожелает ее. Мы рано привыкаем сидеть рядом с мужчинами на пирах, пить вино, много вина, и это обычно заканчивается общим совокуплением.

Девушки, пересмеивались, переглядывались. Кто смущался, кто только изображал смущение, но все слушали с любопытством. На этой матиоме каждая из аулетрид рассказывала об обычаях своей родины и обрядах разрушения девственности. Это было настолько интересно, что даже верховная жрица явилась на матиому и села рядом с наставницей, слушая так же внимательно, как аулетриды. Рассказ Лавинии, завершающий матиому, изобиловал непристойностями, как никакой другой!

– У нас в Тирене, – гордо продолжала та, – не видят ничего зазорного и в том, что какая-нибудь пара даже во время пирушки вдруг начинает любострастничать прямо около стола, и неважно, это мужчина и женщина или двое мужчин. Если гость приходит в дом, ему предлагают на выбор женщин, девушек или юношей, и никому в голову не придет устыдиться или отказать. Я и сама даже не припомню, когда развязала свой пояс, да и не знаю, был ли он у меня. – Лавиния хихикнула. – У нас в Тирене больше всего почитается Афродита Филомедея ^[84], а она стыдливости не терпит. У нас, можно сказать, всякая женщина и жена – порна, однако мне хотелось как-то выделиться из них, хотелось стать самой лучшей, а потому я и отправилась в школу гетер. Однако, да простит меня великая жрица, – Лавиния отвесила в сторону Никареты не слишком почтительный, а довольно издевательский поклон, – некоторые порядки в славном городе Коринфе меня огорчили. Здесь, например, нет ни одного куреаса ^[85], который держал бы лавку для уничтожения волос на теле. Ах, если бы вы только знали, сколько таких лавок в Тирене! – Лавиния восторженно всплеснула руками. – Люди заходят туда и позволяют мастерам обрабатывать любую часть своего тела любым способом, ничуть не стесняясь прохожих. Можно сжигать волосы с помощью тлеющего трута, можно выщипывать пинцетом, можно смазывать особой пастой…