Мораторий на крови - читать онлайн книгу. Автор: Марк Фурман cтр.№ 54

Церемония вручения премий была организована великолепно, ее вели популярные артисты Алексей Баталов и Ирина Алферова. Среди выступавших были Ю. Башмет, И. Понаровская, Н. Брегвадзе, И. Кобзон, В. Шалевич, Елена Ревич, исполнившая этюд Паганини на скрипке Страдивари, возвращенной ей сотрудником столичного МУРа Виктором Государевым после задержания группы грабителей, знатоков музыкальных раритетов.

Вернувшись в Тригорск, Анатолий подготовил статью о «Фемиде» для своей газеты, в которой были такие строки: «…На фоне торжества несколько подзатерялся Анатолий Чубайс, хотя речь его и сопровождалась вспышками блицев, направленностью телекамер. Снижению рейтинга первого вице-премьера способствовали недавние гонорарные успехи после выхода его с Гайдаром нашумевшей книги «История приватизации в России». Кстати, Фальковскому вспомнилась и меткая фраза, произнесенная по поводу ее издания: «Импрессионизм хорош в живописи, но ужасен в законодательстве». Когда Чубайс, так и не выступив, исчез из переполненного зала, немногие это и заметили».

После опубликования материала Анатолий переслал его в «Российскую юстицию», поскольку в нем упоминались и журнал, и его главный редактор. Когда через пару месяцев он появился в редакции журнала, редактор Рудаков встретил тригорского журналиста весьма недоброжелательно.

— Я удивлен вашей статьей, — сухо заметил он. — В частности, теми строками, которые относятся к Анатолию Борисовичу. Замечу, что финансированием «Фемиды» мы во многом обязаны ему.

Больше в «Российской юстиции», с которой Фальковский сотрудничал и ранее, его не печатали. Прошло более десяти лет, и вот он знакомится с недавно вышедшей книгой Е. Гайдара и А. Чубайса «Экономические записки». В ней его потрясли следующие строки: «Экономика во многом похожа на медицину. В обеих дисциплинах смысл научных изысканий — помощь в лечении человека, социальных болезней. В них велика роль опыта. Найдется мало пациентов, желающих, чтобы их оперировал хирург, для которого эта операция — первая».

Казалось бы, написано верно «Но ведь как “экономист”, именно Анатолий Борисович в девяностых прооперировал без всякого наркоза всю матушку Россию (каждый гражданин страны — его пациент!), — размышлял Фальковский. — Для него та операция приватизации тоже была — первой! Никто, однако, не остановил “выдающегося хирурга современности”».

В последующих раздумьях Анатолий посетовал о многих проблемах. В те же годы министр здравоохранения Зурабов подкосил на корню все российское здравоохранение, организация которого считалась одной из лучших в мире. Заодно он прошелся огнем и мечом по всем пенсионерам страны. Его монетизация, взамен пусть и небольших льгот, украла, как лиса Алиса и кот Базилио у Буратино, реальные деньги у народа. К тому же возвысила столичный пенсион со льготными на проезд «карточками москвичей» перед иными, равными им по возрасту и заслугам, пожилыми людьми всей страны. Это на фоне того, что пенсионеры во всех странах мира имеют абсолютно равные, установленные по законам государства, права. И так везде, куда взгляд ни кинь, — в экономике, здравоохранении, образовании, сельском хозяйстве, — всюду клин.

Или взять нашу культуру. Анатолий вспомнил, как не столь давно один из тригорских литераторов в своих мемуарах написал: «…Немногие знают, что Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию вовсе не за стихи, а за свои эссе».

Такое «открытие», верно, удивило многих, не только его. И, поскольку по ряду других публикаций, в том числе и в центральной прессе, этого тригорского писателя можно было отнести к упертым антисемитам, а еврей по национальности Бродский вошел в русскую и мировую литературу прежде всего как выдающийся поэт, поиск Фальковским точного основания для награды увенчался успехом. Как следует из резюме Нобелевского комитета, Иосиф Бродский был удостоен премии по литературе в 1987 году — «За всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтическим накалом». Об эссе ни слова. Зато четкие определения — «всеобъемлющее творчество» и «поэтический накал» — поставили все на свои места.

Возможно, он этим бы и ограничился, но в той же публикации писатель обращается к «заслугам» другого Иосифа, которого буквально возносит на пьедестал. Вот что он написал: «А теперь о другом Иосифе — Иосифе Сталине (Джугашвили). Стихи 16-летнего Иосифа высоко оценивались известными грузинскими поэтами, его современниками, а два или три стихотворения даже вошли в школьные хрестоматии по грузинской литературе после их публикации в газетах».

Каково? Сталин и Бродский — кощунственная попытка сопоставления творчества двух Иосифов — тирана и поэтического гения. И не случайно ниже писатель вновь обращается к Сталину: «Большая, почти безраздельная власть — тяжкий груз, обуза. Нормальному человеку хочется не только подчинять, но и подчиняться. И вот Иосиф Сталин начинает играть со своей дочкой Светланой в весьма любопытную игру. Дочка пишет отцу «приказы». Один из них: «21 октября 1934 г. Тов. Сталину И.В., секретарю № 1, приказ № 4. Приказываю тебе взять меня с собой». Сталин читает «приказы» своей дочки и оставляет короткие резолюции: «слушаюсь», «покоряюсь», «будет сделано». Если вдуматься, ситуация — прекрасный материал для короткого рассказа».

Писатель-антисемит называет Сталина «нормальным человеком». А как же его преступления перед народом, страной: массовые аресты и террор, лагеря ГУЛАГа, создание расстрельных «троек», «дело врачей», все прочее, вплоть до кровавых резолюций на сотнях приказов вождя? Кстати, вот общеизвестный факт: родители Гели Маркизовой, сидящей на руках у Сталина на знаменитом плакате «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», были репрессированы. Нормально?

Позднее профессора медицины, врачи-психиатры расставят все по местам, поставив свой диагноз Сталину: «Маниакально-депрессивный психоз, шизофрения». И такой диагноз свидетельствует о том, что тирания, как кровавая форма правления, может сочетаться с интересом к искусству, стихам, классической музыке, даже детским играм. Кроме Сталина, другой яркий тому пример — Гитлер.

На какие-то мгновения невеселые мысли оставили Фальковского. Взгляд его ушел в безоблачное небо, где прямо над ним виднелась идеально ровная белая полоса. «Реактивный самолет, его и не видно, скорее всего — истребитель. Уж слишком высоко забрался, — прикинул он. — Летит себе пилот, ни о чем дурном не думает. Вокруг голубое небо, в сердце “Марш авиаторов”. А ведь и я хотел в летчики пойти, начитавшись Экзюпери, но родители восстали: “Пятый пункт, в летчики еврея не возьмут…”

Проследив теперь уже за распушенным, словно растрепанная девичья коса, следом в небе, Фальковский вновь вернулся на землю.

«Ну почему власть, правительство так не любит свой народ? — в который раз подумал он. — Ладно, вы без всяких границ и обоснований поднимаете зарплаты депутатам, министрам, армии чиновников, судьям, которые, жирея на народных харчах, превращаются в мини-олигархов. Но возьмем вопрос о времени, переводе стрелок…

И вот любящий сумрак и темноту молодой премьер-министр единолично, своей волей переводит стрелки часов на “летнее” время. Что ему плохое самочувствие, вялость и утомляемость миллионов, обострение заболеваний не только у молодых, но и пожилых людей? Он один, нас — миллионы. Его просят вернуть «зимнее» время, ссылаются на науку, медицину, выступают врачи, известные ученые, пишем мы — журналисты, но премьер-«сова» стоит на своем. Поистине — маразм крепчает…