Полная иллюминация - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Сафран Фоер cтр.№ 59

Бледных ив косынки плещут.

Лист осиновый трепещет.

И волна речная вечно,

Плес окатывая, блещет.

Не в силах обуздать ярость поруганного поэтического честолюбия, не в силах продолжать занятия творчеством, зная, что окололитературные трутни присвоят себе трофеи, по праву принадлежащие ему, не в силах найти ответ на вопрос Если и ямбы не для меня, то что же мне остается? он, обессиленный Каин, навсегда положил конец литературному пиратству. Или так ему показалось.

Но к немалому его изумлению камни полетели в Каина, и на вечное скитанье по земле обречен был Каин, и ужасная эта печать досталась ему, Каину, который благодаря печальной мудрости своих стихов без труда мог снять себе подружку на ночь, но так и не встретил никого, кто самостоятельно прочитал бы хотя бы строчку из его бесценного опуса.

Почему?

Бог благоволит плагиатору. Не зря же написано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Бог сам первый плагиатор и есть. Но поскольку красть в тот момент было особенно не у кого — по чьему еще образу создавать человека? не по образу же животного? — создание человека стало актом рефлексирующего плагиаторства. Бог украл у своего отражения в зеркале. Так и мы, плагиаторствуя, создаем по образу, тем самым довершая начатый Богом процесс Сотворения мира.

Разве я материал для брата моего?

Конечно, Каин. Конечно.

Времямер

(См. Идолы)

Всечеловеческий квартал

Покаянный Погром (1764) был страшен, но бывали погромы и пострашнее, а те, что еще предстоят, несомненно будут еще ужаснее. Они скакали на лошадях. Они насиловали наших беременных женщин и выкашивали серпами наших самых сильных мужчин. Они забивали детей насмерть. Они заставляли нас глумиться над священнейшими из наших текстов. (Крики младенцев были неотличимы от криков стариков.) Как только они ушли, Несгибанцы и Падшие в едином порыве сдвинули здание синагоги с линии Еврейско/Общечеловеческого раскола в Квартал На-Три-Четверти Общечеловеческий, превратив его, пусть всего и на час, во всечеловеческий квартал. После этого невесть почему мы принялись бить себя в грудь так же истово, как на Иом Кипур, когда настает время покаяться в совершенных за год прегрешениях. И наша вознесенная к Богу молитва звучала так: Прости притеснителей наших за сотворенное ими? Или так: Прости нас за все, что мы от них претерпели? Или так: Прости Себе непостижимость поступков Твоих? (См. Приложение Г: Безвременные кончины.)

Мы, евреи

Евреи — это те вещи, которые Бог любит. Поскольку розы прекрасны, мы заключаем, что Бог их любит. Таким образом, розы — евреи. По той же логике, звезды и планеты — евреи, все дети — евреи, изящное искусство — еврей (Шекспир не был евреем, а Гамлет был) и секс, практикуемый мужем и женой в хорошей и удобной позе, тоже еврей. А как насчет Сикстинской капеллы? Уж и не сомневайтесь.

Животные

Животные — это те вещи, которые Бог одобряет, но не любит.

Предметы, которые существуют

Предметы, которые существуют, — это те вещи, которые Бог даже и не одобряет.

Предметы, которые не существуют

Предметы, которые не существуют, не существуют. Если бы нам пришлось вообразить несуществующий предмет, то им стала бы вещь, которую Бог ненавидит. Это самый веский аргумент в споре с неверующими. Если Бог не существовал, значит, он должен был бы себя ненавидеть, а это очевидная ерунда.

120 венчаний Иосифа и Сары Л

В первый раз молодые обвенчались 5 августа 1744 года, когда Иосифу было восемь, а Саре — шесть, и впервые расторгли свой брак шесть дней спустя после того, как Иосиф довел Сару до слез, отказываясь верить, что звезды — это серебряные шляпки гвоздей, которыми тьма приколочена к небосводу. Через четыре дня они поженились вновь после того, как Иосиф просунул под дверь дома Сариных родителей записку: Я обдумал все, что ты мне сказала, и верю, что звезды — это серебряные шляпки гвоздей. Год спустя они расторгли свой брак вторично (Иосифу было девять, Саре — семь) из-за разногласий в вопросе об особенностях дна реки Брод. Неделю спустя они снова сыграли свадьбу, включив на этот раз в список обетов такой: любить друг друга до гроба, независимо от того, есть ли у реки Брод дно, какая там температура (если дно все-таки есть) и какова вероятность существования на этом существующем под вопросом дне морской звезды. На протяжении еледующих семи лет они расторгали свой брак тридцать семь раз, но неизбежно заключали его вновь, постоянно удлиняя список обетов. Они разводились дважды, когда Иосифу было двадцать два, а Саре двадцать, четырежды, когда им было двадцать пять и двадцать три соответственно, и восемь раз — абсолютный рекорд для одного года, — когда ему было тридцать, а ей двадцать восемь. В свой последний брак они вступили в возрасте шестидесяти и пятидесяти восьми, всего за три недели до того, как Сара умерла от разрыва сердца, а Иосиф утопился в ванной. Их брачный контракт и по сей день висит на дверях дома, в котором они то жили, то не жили, — начинаясь у верхней перекладины двери и заканчиваясь над надписью ШАЛОМ на половике у входа:

С чувством бесконечной преданности мы, Иосиф и Сара Л, вновь соединяем себя священными узами брака, клянясь в любви до гроба, признавая, что звезды — это серебряные шляпки гвоздей на небосводе, независимо от того, есть ли у реки Брод дно, какая там температура (если дно все-таки есть) и какова вероятность существования на этом существующем под вопросом дне морской звезды, не обращая внимания на пятна, оставшиеся от виноградного сока, разлитого случайно или намеренно, соглашаясь никогда больше не вспоминать, что Иосиф остался играть с мальчишками в прятки, хотя обещал сидеть с Сарой у прялки, мотая пряжу для лоскутного одеяла, и что Сара собиралась подарить одеяло Иосифу, а не его дружку, полагая несущественными отдельные детали истории о повозке Трахима, как то: была то Чана или Ханна, кто первый увидел всплывшие на поверхность останки повозкикрушения, игнорируя тот очевидный факт, что Иосиф храпит, как боров, и что Сара в постели не подарок, глядя сквозь пальцы на склонность обеих сторон к слишком пристальному разглядыванию представителей противоположного пола, не гоня волну из-за того, какой Иосиф неряха, где снял одежду — там и бросил, ведь Сара ее все равно подберет, выстирает и положит на место, как ему бы следовало, или из-за того, что Сара вечно приебывается ко всякой ерунде — то ей туалетная бумага не в ту сторону раскручивается, то обедать садимся на пять минут позже, потому что, будем честны, если бы не Иосиф, не было бы ни бумаги в сортире, ни обеда на столе, не зацикливаясь на том, какой овощ полезнее — свекла или капуста, абстрагируясь от того, что у одного в башке опилки, а другая хронически мелет чепуху, пробуя вытравить память о некогда зачахшем кустике роз, который кое-кто обещал поливать, пока его жена гостила у родственников в Ровно, принимая друг друга такими, какими мы всегда были, какие есть и какими, скорее всего, останемся… да ниспошлет нам Бог неугасимой любви и крепкого здоровья, аминь.