В такой день жди беды.
Значит, надо убедиться, что Чайки готовы. Они позавтракают смоквами и медом, хлебными лепешками, копченой рыбой, сушеным мясом, молоком, орехами, финиками, и никому не будет позволено встать из-за стола, пока он не наестся. Они наденут легкую одежду и выйдут на пустой стадион — разогреть мускулы и потренироваться.
Когда все разомнутся, Харита соберет их вокруг себя, и они начнут распределять роли в сегодняшнем танце. Она уже мысленно разбила их на пары: Жоет и Галая займутся первым быком — их уверенное выступление успокоит молодых танцовщиков. Калили, Юноя и Перонн будут следующими: Юное полезно выступить с более опытными товарищами, а риск так станет меньше. Можно не сомневаться, что Белисса и Марофон в любых обстоятельствах покажут впечатляющее зрелище, но быка для них надо выбрать поспокойнее, кого-нибудь из заслуженных ветеранов арены — Желторога или Горбача.
А она сама? К ней присоединится Галая, потом — Белисса. Втроем они исполнят номер, который готовили к прошлогоднему храмовому празднику; этот вдохновенный танец они ни разу с тех пор не повторили. Тогда толпа бушевала от восторга.
С последним быком Харита выступит в одиночку. Номер? Она ничего не будет решать заранее. Сегодня она станцует для бога Бела и только для него; движения подскажет сама пляска, надо лишь положиться на чутье, на сердце и душу. Сегодня она танцует в последний раз. Как и они все.
А потом?
Остальные не будут об этом знать до самого конца. Тогда она им скажет. Не прежде: они не поймут, новость огорчит их, они потеряют форму и могут сбиться. Жизнь танцора висит на тончайшей ниточке. Малейший просчет, неверная постановка руки, секундная рассеянность — и ниточка рвется. Эти мысли занимали Хариту, покуда она надевала легкую рубаху, мылась и шла поднимать танцоров.
Заря еще только-только проклевывалась на востоке, когда Харита пересекла лужайку, отделявшую ее жилище от домика остальных танцовщиков. Те еще крепко спали. Харита подошла к насосу возле дорожки. Он был сделан в виде дельфина; она взяла его за хвост и несколько раз качнула, пока чистая прохладная вода не потекла в бронзовый таз, установленный на треножнике.
Затем она тихонько постучала и открыла дверь.
— Галая, — прошептала она, ласково тряся девушку за плечо, — проснись.
— М-м-м, — простонала танцовщица.
— Давай, вставай, сейчас принесут завтрак, и я хочу с вами поговорить.
Галая свернулась калачиком.
— Еще рано, — пожаловалась она.
— Сегодня особый день, — сказала Харита, выходя. — Одевайся и приходи.
Так она будила одного за другим. Первые уже сонно брели к бронзовому тазу, умывали лица и руки холодной водой.
— Ох, — простонал Перонн, когда пришел его черед, — ты жестокая предводительница.
— Жестокая и бессердечная. Я живу, чтобы отравлять тебе жизнь, ленивый Перонн. — Харита дернула дельфина за хвост, окатив юношу холодной водой.
— И тебе это удается!
— Где Марофон?
— Еще валяется, — отвечала Белисса. — Лежебока. Хочешь, я его подниму?
— Идите за стол, — распорядилась Харита. — Я сама его разбужу.
Чайки, шумно переговариваясь, толпой повалили прочь. Харита постучала в самую дальнюю дверь домика и вошла в комнату Марофона.
— Мар… — начала она и остановилась. На узкой лежанке сплелись два тела.
Марофон тут же проснулся и увидел ее. Он резко выпрямился, отпихнув лежащую рядом девушку.
— Харита! Прошу! Погоди, я…
Харита подошла к изножью кровати.
— Немедленно одевайся.
— Я объясню. Прошу тебя…
— Не желаю ничего слышать. Гони ее вон.
Девушка, проснувшаяся и перепуганная до полусмерти, смотрела на Хариту, прижимая к груди одеяло.
— Подожди, пока остальные уйдут, и выставь эту потаскуху. Чтобы никто ее не видел! Понял?
Марофон усиленно закивал. Харита повернулась на каблуках и вышла.
Все танцоры ели вместе в нижнем храмовом дворе возле бычьей арены, однако у Чаек был свой стол в выгороженной части двора. Готовили им отдельно из того, что Харита сама покупала на рынке.
Это вызывало ревнивое недовольство других команд, которые завидовали Чайкам, но Харита знала, как важно танцорам чувствовать себя избранными. Пусть знают, что они лучше всех. Даже если сначала это было не совсем верно, убежденность сделала свое дело. Они — Чайки, и они действительно лучше прочих.
Остальные уже ели, когда к ним присоединился Марофон. Все принялись подшучивать над соней, но никто не заметил виноватого взгляда, который он бросил на предводительницу.
Они почти закончили завтрак, когда Харита встала и объявила:
— Эй, крикливые Чайки, молчите и слушайте. Сегодня особенный день.
— У царицы лишь один день рождения, — заметил Жоет.
— Ш-ш! Не мешай, — сказала Белисса.
— Некоторые из вас знают, что я говорила вчера с Белреном, — продолжала Харита. — И вот к чему мы пришли… — Она сделала паузу.
Они перестали есть и выпрямились.
— Нам что, на головы встать? — спросил Перонн.
— Он согласился отдавать нам половину золота с сегодняшнего дня и до…
— Половину! — воскликнул Жоет, вскакивая. Танцоры недоверчиво переглядывались. Жоет сгреб Хариту в объятия и поцеловал в щеку. — Половину, клянусь золотыми яйцами Бела! Слыхали? Да здравствует наша прекрасная, решительная предводительница!
— Сядь, Жоет, — закричали остальные. — Дай ей договорить.
— Белрен также согласился, чтобы я выбирала быков. Да, и он понял, что был неправ, навязывая нам эти глупые правила.
— Мы свободны! — хором вскричали Галая и Перонн.
— И богаты! — добавил Жоет.
— В чем дело, Маро? — поддразнила Белисса, толкая юношу под ребро. — Голову сегодня под подушкой забыл?
Марофон жалко улыбнулся.
— Нет, я слышал. Я рад…
Остальные команды начали стекаться во двор.
— А теперь, — сказала Харита, — немедленно за работу. Надо размяться, пока солнце еще не очень палит. Не торопитесь. Начинайте медленно. Сегодня тут будет пекло, так что всем потребуется выдержка. — Она хлопнула в ладоши. — Ну, вперед. Я скоро вас догоню.
Танцоры отодвинули стулья и побежали через двор.
— Маро, — позвала Харита. — Пожалуйста, на одно слово.
Пристыженный танцовщик вернулся. Он открыл рот, чтобы заговорить, потом снова сжал губы и потупился.
— Я не хочу напоминать тебе о священном обете целомудрия, — начала Харита. Она говорила спокойно, но за словами ее угадывался рвущийся наружу гнев. — Мы все здесь девственны — или были девственны — и, покуда танцуем, принадлежим одному богу. Скажи, зачем ты нарушил этот святой обет? И как давно ты спишь с этой потаскухой?