— Тогда скажи, каким словом тебя покорить, и я произнесу его. Я скажу, чтобы звезды небесные стали твоим венцом; я скажу, чтоб цветы полевые стали твоим платьем, чтоб ручей стал напевом в твоих ушах и тысячи жаворонков услаждали твой слух; я скажу, чтоб ночная тишь стала тебе ложем, полуденный зной — покрывалом; я скажу, чтобы пламя всегда озаряло тебе путь, а золото блеском своим наполняло твою улыбку; я буду говорить, доколе суровость твоя не смягчится и сердце твое не оттает.
— Красивые слова, певец. Можешь включить их в свою песню, — послышалось из-за деревьев.
Харита вихрем развернулась на голос.
— Моргана! — Она обвела взглядом деревья и дорожки, но там никого не было. — Моргана, где ты? Выходи, и побыстрее!
Долго ничего не было слышно, потом зашуршала цветущая ветка и выступила Моргана с нехорошей улыбкой на губах.
— Ревнуешь, сестрица? Не злись! Это только игра, праздное любопытство и ничего больше.
— Что ты тут делаешь? — возмущенно спросила Харита, заливаясь краской.
— Мы встретились чуть раньше, — пояснил Талиесин, стараясь разогнать напряжение. — Мы немного поболтали, пока я ждал. Я не знал, что это твоя сестра.
— Ты не говорила Талиесину обо мне? — невинно поинтересовалась Моргана. — Почему? Боялась, что я его уведу?
— Уйди! — Харита с непреклонным видом уперла руки в бока.
— Тебе меня не прогнать! — Моргана угрожающе надвигалась. Ее глаза блестели холодно, словно осколки зеленого гранита, в голосе звучала решимость свернувшейся в кольца змеи. — Я не уйду!
Талиесин встал между девушками. Моргане он сказал:
— Ты получила свое возмещение. А теперь иди, и расстанемся друзьями.
Моргана перевела взгляд с Хариты на Талиесина. Выражение ее лица, настроение, да и вся сама она разом смягчились.
— Да, друзьями, и более того, — прошептала она.
— Моргана! — в ярости выкрикнула Харита. — Я не боюсь твоих жреческих штучек. Убирайся, и чтоб мы тебя больше не видели!
— Я уйду, — преспокойно отвечала Моргана, — но не думай, что от меня так легко избавиться.
Глава десятая
Давид слушал и хмурился. Однако, когда Талиесин окончил свой рассказ о разговоре в роще, священник ободряюще улыбнулся и сказал:
— Ты правильно встревожился, но, покуда ты силен в вере, опасность тебе не грозит. Возможно, девица Моргана и впрямь обладает какой-то силой — я нимало не сомневаюсь в твоих словах. Однако наш Спаситель куда сильнее. Господь не бросает тех, кого призвал, и не уступает их лукавому.
Талиесин спросил:
— Скажи, добрый брат, как Спаситель узнает Своих чад?
— По их вере. А те, кто верят, свидетельствуют о Его смерти и воскресении, крестясь водой, как Сам Господь крестился от Иоанна. Это простое, но самое священное из таинств. Не так давно я крестил царя Аваллаха.
— Можешь ты окрестить и нас? — спросил Талиесин, беря Хариту за руку.
— Конечно. — Доброе лицо Давида расплылось в широкой улыбке. — Прямо сейчас? Лучшего времени не выбрать.
— Согласен, — сказал Талиесин. — Пусть будет прямо сейчас.
— Коллен! — крикнул Давид в сторону церкви, — клади топор и присоединяйся к нам. Мы идем к озеру крестить наших друзей.
И так все четверо направились к озеру: священники пели латинские псалмы, Талиесин с Харитой решительно и медленно шагали следом. Когда они подошли к озеру, Давид зашел в воду, повернулся и простер к ним руки. Его одеяние колыхалось на мелкой ряби.
— Идите сюда, друзья, ибо приблизилось Царствие Небесное.
Харита и Талиесин побрели по воде к Давиду. Коллен продолжал петь, его мощный красивый голос разносился над поверхностью озера. Давид поставил их по обе стороны от себя, лицами друг к другу.
— Хорошо, когда человек рождается заново, — сказал он. — Смотрите же и запомните на всю жизнь. — С этими словами он распростер руки, поднял лицо к небу и начал молиться: — Отец Небесный, благодарим Тебя, даровавшего нам воду в знак очищения и возрождения; благодарим Тебя, проведшего Сына Своего сквозь глубокие воды смерти и возведшего Его к новой жизни и соделавшего Его Царем Небесным. Благослови воду сию и рабов Своих, омывающихся от греха, и соедини их нашему Господу в смерти Его и в новой жизни. Помяни их, Отец Небесный, и дай им мир, и надежду, и жизнь вечную. Аминь.
Коллен тоже сказал «Аминь», и Давид продолжал:
— Мы, родившиеся от смертных матери и отца, должны родиться снова, ибо в Священном Писании сказано: кто не родится вновь, не увидит Царствия Божия. И потому Бог, мудрый и праведный, велит нам вновь родиться от воды и Духа. Крещение — второе наше рождение.
Потом, повернувшись к Талиесину, сказал:
— Желаешь ли ты принять таинство крещения?
— Да, — отвечал Талиесин.
— Тогда встань на колени, — сказал Давид и, когда бард опустился на колени, спросил: — Веруешь ли в Иисуса Христа, Сына Божия единородного?
— Верую, — отвечал Талиесин.
— Каешься ли в грехах своих?
— Каюсь.
— Отрицаешься ли зла?
— Отрицаюсь.
— Сочетаешься ли ты Иисусу Царю нашему и Владыке, и клянешься ли любить Его, и следовать за Ним, и служить Ему во все дни живота твоего?
— Клянусь, — сказал Талиесин.
Давид нагнулся и зачерпнул руками воду.
— Тогда во имя нашего нового Царя, Иисуса Христа, Друга и Спасителя людей, и во имя Бога Истинного и Его Духа, крещу тебя. — С этими словами священник воздел руки и полил водой склоненную голову Талиесина.
Затем, положив одну руку ему на спину, другую на затылок он с головой окунул Талиесина в воду.
— Как Иисус умер, чтобы мы имели жизнь, так и ты умри для прежней своей жизни. — Он на мгновение задержал голову барда под водой, затем поднял его со словами: — Проснись, Талиесин ап Эльфин! Восстань к новой жизни, чадо Единого Истинного Бога.
Талиесин с ликующим возгласом поднялся из воды, лицо его сияло, он весь трепетал, разбрызгивая воду.
— Я родился заново! — вскричал он, бросился на Давида и заключил его в объятия.
— Погоди, Талиесин! Меня уже крестили! — еле выговорил священник. Коллен запел с новой силой.
Окрестив Хариту, Давид простер над ними руки и помолился:
— Боже Всемогущий, Ты в Своей неизреченной любви призвал нас, научил веровать в Тебя, да имеем в Тебе жизнь. Покрой их, Своих чад, Своею любовью и защити от всякого зла, яко принял их под Свое заступничество, да ходят они путями Господними и да возрастают в любви и вере. Аминь.
Повернувшись сперва к Талиесину, потом к Харите, он начертал в воздухе некий знак и сказал: