Он ощутил два глухих удара сердца — так его эйдетическая память присылала ему подсказки. Сузив глаза, как охотник, почуявший след добычи, Исаев открыл фотографию сестры разыскиваемого, уже зная, чьё лицо предстанет перед ним сейчас. И он не ошибся: маленькая девочка выросла и превратилась в блондинку с «волчьими» глазами. На фотографии, не тронутой ретушью, эта женщина выглядела ровно так, какой увидел её и запомнил Андрей: спокойный, знающий, уверенный взгляд, лукаво приподнятые уголки губ и четыре родинки-точки. Но теперь Андрей видел и другое: за этой притягательной внешностью скрывался хитрый ум, холодный расчёт и крайне самолюбивая натура. В этой женщине, как и в любом человеке, который пережил слишком рано и слишком многое, было соединено и всё хорошее, и всё самое дурное.
Глядя на фотографию Ирины Файом, чью грустную тайну он только что узнал, Андрей Исаев закусил губы и принялся размышлять. Через десять секунд Исаев принял окончательное решение и написал короткое сообщение в систему i-24/7 о встрече с Ириной Файом на Ламбетском мосту, опустив кое — какие подробности их знакомства. В кратком рапорте Андрей также указал, что есть смысл поднять старые связи семьи Файом, поискать людей, знавших их семейный круг, поспрашивать саму женщину. По сути, это было обещание продолжить розыск пропавшего. Впрочем, ещё только приступая к своему донесению, Андрей понимал, что он просто-напросто тянет время и пытается продлить делу, приговоренному к стиранию, жизненный срок — хотя бы на месяц, на худой конец, на неделю. И если разыскиваемый не будет найден, то печальная история бесследно сгинувшей семьи навсегда исчезнет и будет погребена в огромной и безликой телекоммуникационной системе Интерпола.
Поймав себя на мысли о том, что даже сейчас он тянется к женщине, которая его отвергла, стремится к ней в нелепой попытке защитить её, Андрей недовольно поморщился. Тем не менее, он аккуратно допечатал свой комментарий до конца, после чего закрыл систему i-24/7 и перешёл в обычное почтовое приложение.
Просмотрев свою почту, Андрей увидел в списке входящих сообщений три письма, отправленных ему некоей Наташей Терентьевой. Андрей улыбнулся. Улыбка вышла тёплой, искренней и сердечной. Так и не открыв ни одного из писем девушки — Андрей и так знал, что написано в них — Исаев напечатал ей ответное послание в небрежной, присущей только ему манере: «ПриветНаташ какнасчетвстречи вэти выходные?».
Получив в ответ ликующее «конечно, да, ура, целую, люблю», — причём последняя фраза была украшена улыбающимся значком «emoji», Андрей комично закатил глаза и от души поздравил себя с тем, что всё в его жизни вернулось на своё место.
Большая стрелка на белых наручных «Swatch» Исаева приблизилась к одиннадцати часам вечера. Не замечая времени, забывший к тому моменту и об Ирине Файом, и о Наташе Терентьевой, и об Эрике из Швеции, Андрей Исаев с неподдельным интересом углубился в письма и донесения, пришедшие к нему из детективно — охранного предприятия «Альфа». Внимательнейшим образом изучив сводку новостей и случившихся за время его отсутствия происшествий, Исаев ответил на запросы своих сотрудников, проверил отчёт по делу 117-S и, убедившись, что данные введены корректно, кинул ответную «шутку» молодому оперативнику. Андрей Исаев предложил Виталию Петрову в ближайший же выходной день попрактиковаться в резервном копировании базы данных.
«Сергеич, может, не надо?», — пришёл к нему жалобный вопрос.
«Надо, Петров. Тяжело в учении — легко в бою. Так что надо», — ответил Исаев.
В полвторого ночи Андрей потёр красные, воспалившиеся от бессонницы глаза и закрыл ноутбук. Одним движением хорошо тренированного тела он спрыгнул с кровати, сунул под подушку свой криптофон, переложил лэптоп на стол и стащил с себя свитер. Под кашемиром обнаружился лишенный и грамма лишнего жира ладно вылепленный торс с развитыми дельтовидными и трехглавыми мышцами. Морщась, разминая пальцами левой руки правое плечо, Андрей подошёл к зеркалу и кинул раздражённый взгляд на правую сторону ключицы, которая неимоверно его раздражала. Там, нещадно уродуя его плоть, красовались два красных косых, зазубренных рубца, сходящихся в поперечине. Шрам Исаева напоминал английскую букву «икс» и выглядел как косой крест. Но у Андрея этот рубец прочно ассоциировался только с Симбадом. Помянув недобрым словом заклятого врага, Андрей отправился в душ, откуда и вышел ровно четверть часа. С удовольствием растянувшись на свежих хрустящих простынях и закинул руки за голову, Исаев мысленно перебрал все события этого странного дня.
Начав с мысли о встрече на Маршам Стрит, Андрей медленно переместился к рапорту, который он написал для Интерпола, а оттуда уже к делу №107. Но о женщине с «волчьими» глазами Исаев больше не вспоминал. И дело было не в обиде.
Всю свою сознательную жизнь Андрей Исаев редко, когда играл по правилам и не видел смысла говорить своим желаниям «нет», если личное не ставило под угрозу всё дело. Но Исаев никогда не рисковал своей репутацией просто так, и уж тем более не собирался ставить своё будущее под удар из-за какой-то там женщины. Для розыска пропавших, как и для оперативно-розыскной деятельности, которой посвятил себя Андрей, нужны не столько опыт, умение бегать и стрелять, сколько самообладание, самоконтроль и предельная собранность. Холодный рассудок и воля облегчают поиск истины. А женщина и эмоции ставят дело под удар. К тому же Исаев очень давно понял, что даже самой лучшей, самой прекрасной женщине можно найти замену.
Вот только рыжеволосая спутница Ирины Файом по-прежнему вызывала у Андрея искреннюю симпатию. Оценивая свои ощущения, он с удивлением обнаружил, что его отношение к рыжеволосой было и осталось не более, чем простым расположением к человеку, который с первого взгляда понял и принял его.
«Воистину, родственные чувства», — с иронией подумал Андрей и уснул.
Он очень бы удивился, если бы узнал, что рыжеволосая женщина тоже о нём думает. Эту рыжеволосую женщину звали Стелла Фокси Мессье Кейд. Её подруга звала ее Эль. У Эль тоже была тайна, и ради неё Эль пять часов назад покинула Лондон и улетела в Москву, чтобы встретиться там со своим братом.
Сводного брата рыжеволосой Эль звали Даниэль.
Впрочем, Эль всегда называла его только Дани.
@
Конец 60-х — начало 70-х г.г., за сорок лет
до описываемых событий.
Рамлех, Александрия.
Египет.
Дани — или Дани ад-Дин аль Амир Эль-Каед, родился в Рамлехе, в Александрии, в день sab’a месяца nofambar
6, ровно через год после смерти второго президента Египта, Насера.
В противовес бывшим лидерам Египта юрист и военный Насер считал, что его стране выгодно дружить не только с США, но и с СССР. Гамаль Абдель Насер, лидер панарабского движения, истинный любимец своего народа, говорил так: «Русских можно любить или не любить, но считаться с ними надо обязательно». Не то, чтобы исламисту суннитского толка Насеру очень нравились русские. Но у президента Насера была цель: вывести арабские страны на передовые позиции. Для этого Насеру была необходима помощь крупных держав.