Снайперы - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 83

Наступило 25-е июля. Оказалось, что мы лежим среди раненых немцев. Я стал искать всех, кто остался в живых. Тогда же я еще обратил внимание на то, что рядом в канаве лежат раненые немцы. А дело в том, что когда перед началом этого наступления наши захватили немецкого пленного, он нам сказал следующее: «Лучше бы вы не наступали в этом месте, потому что здесь наступает подразделение, которым командует старший сын хозяина этого имения (по-немецки оно называлось фольварком). У них есть приказ: до вечера или до следующего дня не отходить и не отступать. Поэтому они будут всеми силами держаться за свои позиции». Короче говоря, мы поняли, что здесь свои держат оборону. Помню, на этом хуторе был еще парк. А вот откуда я узнал про допрос пленного, сейчас, увы, и не вспомню. Скажу только, что тогда нам стало ясно, что оборону немцы будут здесь удерживать, по крайней мере, до вечера и до этого времени нам его никак не сдадут.

Подошло утро. Нам предстояло снова начинать свои атаки. Мы тогда заняли новую позицию – в плодовом саду, за которым шел лес. Через какое-то время из леса пришли наши разведчики. Они стояли неподалеку от нас и по телефону докладывали командиру дивизии или начальнику штаба о том, что они дальше хутора никак не могут пройти. Оказывается, рядом с ними находился сад, за которым метров на 150–200 шла полоска леса, а за ней – поле и еще один хутор, на который этим разведчикам нужно было пройти. Но, как они сообщали командиру полка, они не могли туда проникнуть в связи с тем, что там находится немецкий снайпер. Они своими автоматами так и не смогли его поразить: расстояние, с которого они могли поражать противника, составляло максимум 200 метров. Одним словом, была очень низкая прицельность.

Дело было днем. Чтобы выполнить задание, разведчикам нужно было ликвидировать обстреливавшего их снайпера или просто стрелка с винтовкой с оптическим прицелом (точно это было неизвестно). Через какое-то время они обо всем сообщили по полевому телефону нашему командованию. «Нам никак нельзя пройти, – говорили они. – Тут где-то действует немецкий снайпер». Когда информация дошла до комдива, он это передал командиру батальона. Тогда разведчикам сказали: «Тут как раз есть наши снайперы!»

А снайперов в нашем батальоне служило всего два – я и мой товарищ Миша Щемелинин, мой ровесник – с 1926 года, который жил до войны в деревне, всего полтора километра от меня. Нас, вообще-то говоря, из 250 бойцов, окончивших снайперскую школу, в дивизию попало совсем немного. В то время на фронте создалась такая обстановка, что борьба шла буквально за каждого солдата.

Командир батальона вызвал нас, выделил нам еще двух человек и дал задание: «Снять немецкого снайпера!» Сделать это нам предстояла в том самом лесочке, который считался нейтральным, но точно это установить не удалось. Наших бойцов там не было. Но разведчики показывали кому-то из своих, чтобы нас охраняли с тыла. Мы с Мишей приползли по опушке леса туда, куда нам было нужно, и начали наблюдать за хутором. Его площадь занимала где-то 600–800 метров. Около дома сначала не наблюдалось никаких движений. Через какое-то время мы заметили, как на дереве, стоявшем между домом и каким-то сараем, качнулись ветки. Видимо, этот самый снайпер, о котором нам столько говорили, оступился. Там, как я еще заметил, была приделана какая-то веревочная лестница сбоку. Она чуть оттуда выглядывала. Погода на улице стояла тихая, так что видно все было хорошо. Дальше ничего существенного не происходило. Вызвать на огонь этого снайпера у нас никак не получалось. Ничто не заставляло его себя обнаружить. Но мы его все же взяли. Вдвоем и почти одновременно мы стали стрелять в сторону того самого дерева. Снайпер этот был или просто стрелок, я не знаю, но с дерева после наших выстрелов что-то упало. Поразил я его или нет, не знаю. Но больше огня на нашем направлении не наблюдалось. Между прочим, обнаружить снайпера – это было очень трудное дело на войне. Это у нас, русских, такое случалось, что если чуть что случилось, то снайпер со своих позиций уходит. А у немцев снайпер замаскируется на дереве и до самого конца продолжает выполнять свои обязанности. Потом в нашу сторону сбоку кто-то бросил шишкой. Я оглянулся: разведчики мне машут, чтобы я возвращался обратно. «Ну что?» – спросил я. «Да там немцы», – сказали они. После этого весь батальон прошел через этот лесок для того, чтобы атаковать близлежащий хутор.

На какое-то время мы отошли, а потом перешли всем батальоном в наступление. Нам нужно было пройти довольно узкую полосу леса и пойти атакой на хутор. Но не успели мы дойти до хутора (до него было еще далековато), как на поле напоролись на немцев. Они находились сбоку и во весь рост окапывались: делали себе траншею или что-то в этом роде. Когда у нас, как обычно в таких случаях делается, закричали «вперед», немцы стали по нам стрелять из пулеметов и автоматов. Пока наши побежали, я стал наблюдать за тем, что происходит вокруг хутора. Немцы побежали влево и вдруг куда-то попадали. Они как будто сквозь землю провалились. Видимо, у них там находилось укрытие. Тогда мы побежали в сторону хутора. А служил у нас пулеметчиком боец по фамилии Пахольчук. Так я (почему-то это особенно врезалось в память) показываю ему и кричу: «Пахольчук, бей по этому сараю!» А все дело в том, что когда мы наступали, я видел, что немцы сосредоточились не у дома. Они почему-то бегали взад и вперед по траншее, которая вела под этот сарай. Я решил, что все они находятся именно там (что там – сосредоточение немецких войск). И когда ему крикнул, то пальцем показал на то, как из-за сарая высовывается пулемет.

Но не успел я от своих слов, как говорят, как следует опомниться, как вдруг почувствовал, что мне обожгло левую ногу. Пятка стала горячей. Я не придал этому значения и пробежал еще несколько метров. Там же проходили следы от танковых треков или гусениц. Я решил, что, наверное, наскочил на противопехотную мину. Потом приподнял ногу, взглянул. Вроде ничего не разорвано, каблук не оторван. И вдруг через какое-то время у меня начала совсем отказывать нога. То есть, она немела и меня не слушалась: двигалась в совершенно другом направлении, чем я того хотел. Внезапно я почувствовал, что не могу даже ею никуда ступить.

Я понял, что в таком состоянии не боец и крикнул несколько раз: «Санита-ар! Санитар! Санита-аар!» У нас в полку обязанности санитаров на переднем крае исполняли только мужчины. Дело в том, что формирование полка проходило в основном из лыжных батальонов. Поэтому санинструкторами являлись мужчины. Они на передовой только перевязывали раненых, а вывозили их уже другие. Тогда санитара почему-то на месте не оказалось. Я поскакал дальше в лес. Потом санитар все-таки появился. С ним мы отбежали немного назад от того места, где до этого я находился. В окопе он перевязал мне рану и сказал, что у меня слепое пулевое ранение. Но откуда он мог все знать?

В это время на нашем участке готовились к тому, что немцы вот-вот могут перейти в контратаку. Это по всему чувствовалось. Из-за этого я решил сам из этого места уходить. Шел по знакомым дорожкам через сад-парк, потом за хутор, а дальше – как придется. В ходьбе опирался на снайперскую винтовку: нога тогда у меня стала совсем отказывать. Когда прошел через сад, то вышел на дорогу, на которой лежал совсем недавно убитый боец. Кровь от него так и сочилась. Недалеко располагался сарай из бутового дикого камня. Чтобы немножко отдохнуть, я за ним укрылся. А там, как оказалось, находился минометный расчет наших войск. Тут же стояла повозка, на которой для расчета ездовый подвозил мины и снаряды. Разгрузившись, этот ездовой собирался уже ехать обратно, как вдруг на этом месте оказался я. Он взял меня с собой. «Я сейчас тебя подвезу! – сказал он. – Обстрел кончится и мы поедем!» Когда же обстрел кончился, он мне сказал: «Давай на повозку!» Я сел на повозку и он быстро погнал в деревню, где располагалась санрота. По дороге я узнал о том, что он совсем из другой части. В итоге он меня привез в санитарную роту совсем другого полка.