— Ну ты, блин, даешь! Пошли к Сига. Посмотрим, сколько ты выиграл! Надо бы тебе пропустить пару гонок, может, ставки на тебя повысятся. Или можно разбиться, а потом поставим все на тебя и загребем кучу денег. Так делают американские боксеры в кино.
— Стэп! Стэп!
Он оборачивается. Это Паллина кричит на стене, стоя рядом с сеткой.
— Молодец! Это было мощно!
Баби расстегивает куртку Паллины.
— Давай сюда пояс.
— Чего? Шутишь, что ли?
— Нет, давай пояс. Если быть «ромашкой» так уж щекочет нервы, то надо попробовать.
Она выдергивает пояс из шлевок. Паллина ее останавливает.
— А ты знаешь, что если ты наденешь этот пояс и если тебя выберут, то ты обязана ехать. Однажды сюда пришла девчонка, она просто так надела пояс с ромашками, нравилось ей. Так ее затащили на мотоцикл и силой заставили ехать.
Баби вопросительно смотрит на Паллину:
— Ну? И чем же все кончилось?
— Ничем, ну то есть она не свалилась. А кстати, ты ее знаешь. Это Джованна Бардини из второго «Е».
— Кто, эта лохушка? Ну, значит, и я тоже смогу.
Паллина передает ей пояс.
— Да, если ты не заметила... Джованна теперь носит исключительно подтяжки.
Баби смотрит на нее. Паллина корчит рожицу. Обе они разражаются смехом. Надо же было разрядить обстановку, на самом-то деле! Маддалена с подружкой смотрят на них скучающе. Баби надевает пояс.
— Зашибись! Теперь я тоже «ромашка».
Перед ними тормозит тип устрашающего вида. Волосы на макушке у него длинные, а ниже пострижены совсем коротко, бычья шея вываливается из ворота куртки военного покроя с оранжевыми отворотами.
— Эй, ты, «ромашка», давай сюда. Залазь.
Баби неверяще тычет пальцем себе в грудь:
— Кто, я?
— А кто ж еще? Давай, шевели булками, сейчас начнут. О, привет, Маддд.
Устрашающий тип, помимо внешнего вида, получает еще одно очко в минус — он приятель Маддалены.
Баби подходит к Паллине.
— Ну все, пока, я поехала. Расскажу тебе потом, как оно.
— Давай.
Паллина не движется с места, и вид у нее виноватый.
— Послушай... прости меня.
— Да ладно, чего ты. Это же круто — быть «ромашкой», вот я и хочу попробовать. Ты тут ни при чем.
Тип легко газует. А вот Баби, напротив, трудно забраться на мотоцикл. Тип сажает ее. Баби расстегивает пояс. Тип берет его, оборачивает вокруг талии и протягивает ей концы. Баби еле-еле застегивает пояс на последнюю дырочку. А он толстяк, оказывается. Ко всему прочему Маддалена с силой хлопает его по плечу.
— Давай, выжми все. Ты победишь, я знаю.
И тут же улыбается Баби:
— Тебе понравится, вот увидишь. Данило просто потрясающе ездит на заднем колесе.
Баби не успевает ответить. Тип жмет на газ и срывается с места. Данило! Вот что значила буква «Д» на хвостике. Данило. Или даже хуже: десница рока. Мотоцикл останавливается. Баби от толчка падает на спину Данило.
— Тихонько, детка.
Теплый, глубокий голос, вместо того чтобы успокоить, производит на Баби противоположное действие. Ненавижу, думает Баби. «Тихонько, детка». Кошмар какой-то. Пояс давит на талию. Никогда не носила таких поясов, даже когда они были в моде. Что за наказание. Слева от них останавливается парень с повязкой на глазу, на желтом мотоцикле. Это Хук. Она видела его пару раз на пьяцца Эуклиде. Позади него девчонка с вьющимися волосами и чересчур жирно намазанными губами. Явно в восторге от того, что «ромашка». Девчонка ей машет. Баби не отвечает. У нее пересохло в горле. Поворачивается в другую сторону. Справа от них остановился высокий симпатичный парень с длинноватыми волосами и птичьим пером вместо подвески в серьге. Бензобак его мотоцикла расписан аэрографом. Нарисован закат на пляже, в центре, среди волн — огромное солнце. Мужик серфит по волнам. Заниматься серфингом уж точно не так опасно, как быть «ромашкой». Внизу подпись: «Танц...» Баби подается вперед, но дальше ей не видно. Остальное закрывает чей-то мотоцикл. Парень вытаскивает из кармана куртки какую-то бумажку. Привстает и наклоняется к зеркальцу. Поворачивает его стеклом кверху. Там отражается луна. Баби смотрит на бензобак. Теперь ей видно всю надпись. «Танцовщик». Конечно, она же слышала об этом. Они принимают наркотики. Танцовщик высыпает содержимое пакетика на зеркальце. Бледный лик луны скрывается под менее невинным белым порошком. Танцовщик подается вперед. Приставляет к носу трубочку из десяти евро и втягивает в себя дорожку. Луна снова отражается в стекле. Танцовщик пальцем собирает последние крупинки этой радости искусственного происхождения и втирает их в десны. Беспричинно улыбается. Он достиг счастья через химию. Закуривает. Позади него сидит девушка с волосами, стянутыми лентой. Кажется, она ничего не заметила. Однако сигарету он ей все же предложил.
Но так же нечестно! Нельзя гоняться под кайфом! Это неспортивно. Если ему сделают проверку на допинг, все откроется. Господи, что я говорю. Это же не скачки. Здесь и нет ничего законного. Здесь можно и занюхнуть. И гнать на ста пятидесяти в час, на одном колесе, а сзади сидит дурочка. И эта дурочка я.
Ей хочется плакать. Черт бы подрал Паллину!
Стэп как раз сложил в карман свои пятьсот евро, когда Полло пихнул его локтем:
— Эй, посмотри, что там! — Полло указывает на мотоциклы, стоящие на старте. — Вон там, на мотоцикле Данило — это не подружка Паллины?
Стэп всматривается. Не может быть. Это же Баби.
— Да, это она, — он машет рукой с повязанной на ней банданой и кричит: — Баби, Баби!
Она слышит его. Это Стэп. Он там, вдали, прямо перед ней. «У него моя бандана», — шепчет она про себя. «Стэп, пожалуйста, сними меня отсюда, помоги мне, Стэп!» Она машет ему рукой, чтобы он подошел. И тут Сига сви-• стит. Публика взревела. Как гром. Мотоциклы, рыча, срываются с места. Баби в ужасе прижимается к Данило. Мотоциклы встают на дыбы. Баби оказывается почти вниз головой. Ей кажется, что она уже на земле. Перед ее глазами бежит асфальт. Она пытается закричать, мотор ревет, ветер треплет ей волосы. Не получается. Ремень слишком сильно давит на живот. Ее тошнит. Она закрывает глаза. Так еще хуже. Кажется, она теряет сознание. Мотоцикл продолжает гонку. Переднее колесо чуть опускается. Данило жмет на газ. Мотоцикл снова встает на дыбы, Баби еще ближе к асфальту. Будто опрокинулась. Данило касается тормозов, и мотоцикл немного опускается. Уже лучше. Баби оглядывается. Люди где-то вдалеке, как неясное, размытое цветное пятно. Все тихо. Только ветер да рев моторов. Танцовщик справа от них, чуть позади. Его длинные волосы летят по ветру, а переднее колесо зависло в воздухе. Хук еще чуть дальше.