История разведенной арфистки - читать онлайн книгу. Автор: Авраам Бен Иегошуа cтр.№ 43

– Шокированного? Но чем?

– Ох, нет, нет… Пожалуйста, не надо. Я и так уже наболтал больше, чем нужно. Но поверьте мне, мы не станем требовать от артиста массовки того, что ему не под силу. Нам, прежде всего, нужно само ваше присутствие… присутствие искалеченного больного, который входит в больничную свою палату и неожиданно становится свидетелем интимной сцены.

– Интимной?

– Простите… я употребил сейчас неподходящее слово. Интимное – в самом широком смысле…

– Но послушайте. Я здесь сейчас для того, чтобы сказать всем вам – я ухожу. Отваливаю… если так вам понятнее.

– Конечно, конечно, очень жаль. Это ваше право, да… ужасно жалко, но…

– ???

– Вы сможете уйти только после того, как мы снимем эту сцену.

– Почему бы вам не найти еще кого-нибудь и шокировать этой сценой его?

– Потому что вы – лучше всех. Это относится и к возрасту, и к внешности, но особенно… вы выглядите такой культурной. Вы ведь имеете отношение к музыке, не так ли?

– К арфе.

– Ну так пожалуйста, Нóга. – Молодой человек произнес ее имя так, словно во рту у него была ложка меда. – Не говорите «нет».

Она равнодушно кивнула. Тут же перед нею возник гример и, склонившись, освежил ей лицо и шею, а затем тонкой кисточкой придал ее лицу присущую ей красоту, несколько поблекшую от дневного пота. Появившийся следом ассистент оператора принес ей бутылку холодного пива и бутерброд. Кто-то, оставшийся неопознанным, сменил красную жидкость, бегущую по прозрачным трубкам, на синюю, а молодой человек тут же занял место у нее за спиной и сноровисто покатил ее к центру гигантского сарая.

– Если интимная сцена, о которой вы мне толкуете, будет происходить в морге, – предупредила она, – не мешает вам знать, что там у меня есть хороший приятель.

– Где, в морге? Как это пришло вам в голову?

– А что… в больнице, хотите вы сказать, нет морга?

– Ничего о подобном не слышал, но допускаю, – молодой человек рассмеялся. – Но кто-то вроде этого нам понадобится после окончания съемок. В качестве жертвы.

В этот раз что-то ее встревожило, и в ответ на шутку она даже не улыбнулась. Куда же они заслали Элиэзера? Но обратного пути уже не было. Ее инвалидное кресло остановилось у массивной двери, наглухо закрытой. Теперь уже она сама испытывала страх.

Полная тишина. Из-за двери не доносится ни звука. Молодой человек вцепился в ручки инвалидного кресла с такой силой, как если бы опасался, что она в последнюю минуту может сбежать. Несколько минут ожидания, дверь распахнулась, появился врач, определенно расстроенный. Ему около сорока, на нем белый медицинский халат, вокруг шеи обмотан стетоскоп. Определенно, это актер, и явно не из массовки.

Приятное лицо его серьезно, совершенно измученно, и она замечает что-то знакомое в его взгляде – унижение и страсть, сокрушенную ненавистью. Он глядит на сидящую в инвалидном кресле красивую женщину из массовки, облаченную в ночную сорочку, дружелюбно кивает и идет по направлению к коридору. Дверь открывается снова, и снова из нее выходит мужчина; этот возрастом старше предыдущего – на груди у него бейджик, на поясе – переговорное устройство. Молодой человек, толкавший ее кресло, становится с ним рядом и что-то нашептывает на ухо, после чего тот поворачивается к Нóге, берет ее за руку и представляется.

– Я – режиссер этого фильма, – говорит он… – Я знаю, что вы не расположены были сниматься в эпизоде, в котором вы нам очень нужны, и я очень благодарен вам за то, что вы согласились сниматься. Поверьте, что никакого желания вовлечь вас во что-нибудь недостойное или постыдное… ничего подобного у нас не было и нет. Кто знает, может быть, после этого эпизода вы измените свое мнение и останетесь с нами… скажем так, на более продолжительное время.

– Нет. С меня хватит. От всего этого я просто больна.

Режиссер нежно тронул ее за руку, словно это была рука ребенка. Подозвав актера, он отвел его в сторону и начал тихо говорить что-то конфиденциальным тоном, но тонкий изощренный музыкальный слух арфистки сделал тщетными подобные ухищрения.

– Она уперлась, – жаловался актер. – И потом… она меня не вдохновляет… в ней нет ни капли страсти. Голая техника.

Режиссер снова появился в комнате, чтобы с глазу на глаз поговорить с актрисой, оставив за дверью представительницу массовки и актера наедине. Проходя мимо, он подолом своего халата зацепился о колесо инвалидной коляски и, явно занервничав, ухватился за стетоскоп, словно решив тут же его использовать. Сунув в ушные раковины наушники, он глуповато как-то улыбнулся представительнице массовки, которая в эту минуту испугалась, что он хочет проверить биение ее сердца. Но самозваный и фальшивый этот врач имел в виду не ее, а самого себя, расстегивая пуговицы своего одеяния, прикладывая диск стетоскопа к своей обнаженной груди. Закрыв глаза, он сделал вид, что прислушивается к биению своего сердца, но когда заметил улыбающуюся во весь рот красавицу из массовки, замер и пробормотал что-то относительно пылкой красотки, с которой он вот-вот займется любовью. Здесь дверь открылась и поглотила его вместе со стетоскопом.

Глубокая тишина. Молодой ассистент, стоя за ее спиной, замер. Он, весь внимание, с силой сжимает ручки инвалидного кресла. Потерявшая надежду отчаявшаяся Нóга сидит, закрыв глаза. Что это такое приключилось с нею в Израиле? – изумленно пытается она понять. Каким образом за какие-то считаные недели превратилась она из профессиональной арфистки в разъездную артистку массовки? И где усилиями брата и матери окажется в результате очередного их эксперимента?

Снова открывается дверь, и снова появившийся режиссер осторожно везет ее, аккуратно объезжая кабели, съемочные камеры, мониторы и прожектора, и, наконец, тормозит.

– Ну вот, Нóга, – называя ее по имени, говорит он. – Вы – измученный пациент. Вам плохо. Вы возвращаетесь в свою палату, к своей постели. Пожалуйста, подкатывайся вот сюда… два или три метра, и останавливайся, замерев, пораженная, шокированная, если можно так сказать, увиденным, ибо на соседней кровати происходит нечто такое, чего ты никак не могла ожидать и что тебе совершенно не нравится. А камера расскажет и покажет нам, что в эту минуту ты думаешь и что чувствуешь.

Она сделала все так, как было ей сказано; вкатилась в темную, скрупулезно воспроизведенную больничную палату с двумя кроватями – одной, незанятой, для нее и другой, возле которой стоял врач, уже не в силах сдерживать себя. Он сорвал с шеи и отшвырнул свой стетоскоп, и, вместо того чтобы прослушивать сердце и легкие полуодетой пациентки, забыв о всякой сдержанности, покрывал поцелуями ее обнаженные груди и плечи, при полном, похоже, согласии самой больной, словно та верила, что прикосновения и поцелуи дипломированного врача ускорят ее выздоровление, – и в то время, как пораженная представительница массовки пыталась понять разницу между вожделением актера и похотью мужчины за своей спиной, она услышала шепот: