Он перевел взгляд на дорогу — как раз вовремя, потому что в
этот момент из тумана, лежавшего на обочине, прямо перед ними выскочила олениха
с пятнистым тонконогим олененком.
Дерек вырос в этих местах. Он знал каждый изгиб дороги,
каждую скалу, каждый кедр, каждую пихту, растущую на обочине. Он знал, что
земля, прилегающая к дороге на протяжении мили, принадлежит Хуффельманам и
скоро впереди появится знак «Частная собственность». Старый Хуффельман даже не
разрешил дорожной службе установить защитное ограждение на краю крутого обрыва,
поэтому там не было никакого барьера, который не дал бы ему вылететь с дороги.
Шины заскользили по мокрому асфальту, и Дерек начал
ожесточенно выкручивать руль в направлении, противоположном заносу. Кристел не
произнесла не звука, только выбросила вперед руки и вцепилась в приборную
доску. Каким-то образом Дереку удалось выровнять машину.
Кристел бросила на него сердитый взгляд.
— Ты ездишь как маньяк.
— Когда-то тебе это нравилось.
— Мне вообще многое в тебе нравилось.
— Ну, по крайней мере, я не раздавил Бэмби и его мамашу. —
Дерек видел, что Кристел напугана. «И хорошо», — подумал он. Ему нужно было
сообщить ей еще кое о чем, и сейчас настал подходящий момент. — Пожалуй, тебе
следует знать, что я не смогу прийти на день рождения Эшли.
— Дерек, ты что?
— Прости, но я должен ехать в Вегас на большой турнир.
Может, ты перенесешь праздник?
— Я ничего не буду переносить.
— Да ей же всего два года! Она ничего не заметит. Эшли еще
совсем маленькая. Что тут такого? — Два земляничных дерева, кора которых в
нескольких местах отошла, обнажив кроваво-красную древесину, росли у обочины
дороги сразу за крутым поворотом. Не заметив черно-желтого предупреждающего
знака, Дерек нажал на газ.
— Что тут такого, — эхом повторила за ним Кристел, сдерживая
нарастающий гнев. — Что ж, тогда, думаю, и тебе надо кое-что узнать. Эшли — не
твоя дочь.
Часть вторая
Ценность прочных, долговечных отношений лучше всего понимают
мужчины, неспособные их поддерживать.
Мюррей Кемптон
Глава 6
Пятница
17:00
И вот перед нами главный претендент на победу, Шон Магуайер,
который собирается одним ударом попасть на грим. Зрители затаили дыхание,
глядя, как он выбирает железную клюшку и собирается выполнить свой знаменитый
удар. Легкий, мощный замах, безупречное касание и... он там, дамы и господа!
Мяч на грине, в двадцати, пятнадцати, десяти футах от лунки — в одном ударе от
победы! Он не только может увезти домой миллион долларов и главный приз
чемпионата, он вполне мог бы сегодня вечером заняться любовью с двумя
блондинками-близняшками, которые в полночь как по мановению волшебной палочки
превратятся в пиццу и пиво. Дамы и господа, вы слышите, как он шагает по траве,
готовясь к последнему удару? От победы его отделяют какие-то десять футов. Вряд
ли они представляют препятствие для легендарного Магуайера. Он выравнивает
клюшку, выполняет свой знаменитый замах, готовясь войти в историю. Головка
клюшки медленно движется к мячу безупречно нацеленная, и...
— Эй, мистер!
Рука Шона дрогнула, и клюшка промахнулась. Мячик поскакал в
сторону от лунки. Скрипнув зубами от разочарования, Шон выпрямился и взглянул
на мальчишку, стоявшего на краю тренировочной зоны.
— Да? — Шон тотчас пожалел, что в его голосе прозвучало
раздражение. Паренек с большими глазами, возможно, поклонник, желающий получить
автограф знаменитого Шона Магуайера. — Чем могу помочь?
— Не разменяете мне доллар?
Отлично. Шон порылся в кармане, но нашел только тридцать
пять центов. Монетки, легкие, почти невесомые, лежали у него на ладони.
Он наклонился и поднял мяч с мокрого газона. Ученик, занятие
с которым было назначено на четыре, не пришел, наверное, из-за погоды, так что
Шон проводил время, тренируясь сам. Для чего, он и сам не знал.
— А зачем тебе мелочь?
— Купить колу в автомате. — Мальчик слегка заерзал, потом,
очевидно, вспомнив материнские наставления, добавил: — Пожалуйста, мистер.
— Можешь звать меня Шоном.
— Правда?
— Я же сказал. Я могу разменять деньги в здании клуба. — Шон
обернулся и посмотрел на длинный, невысокий особняк. Здесь он работал. Он
завершил свою блистательную карьеру профессионального игрока в гольф там же,
где и начал — в Эхо-Ридже.
Поскольку мальчик шел рядом с ним, Шон спросил:
— А тебя как зовут?
— Рассел Кларк.
Пожав друг другу руки, они продолжили свой путь.
— Ой, хотите узнать свой псевдоним порнозвезды?
— Мой — что?
— Ну, псевдоним. Как бы вас звали, будь вы порнозвездой. Они
никогда не используют настоящие имена.
Мальчишке было от силы лет десять. Откуда ему знать
порнозвездах?
— Ты задаешь этот вопрос всем незнакомым людям или только
мне? — Рассел пожал плечами, и Шон согласился: — Ладно, давай. Очень любопытно
узнать.
— Скажите мне название улицы, на которой вы живете.
— Риджтоп авеню. — Очередная безликая квартира. У Шона
никогда не было жилья, в которое он вложил бы душу.
— Теперь скажите, как звали ваше первое домашнее животное.
— Когда мне было примерно столько, сколько тебе, у меня была
овчарка по имени Дюк.
Мальчишка расхохотался.
— Тогда ваш псевдоним — Дюк Риджтоп.
«Замечательно, — подумал Шон. — Просто замечательно. Может,
пусть этот Дюк и оплачивает мои счета? »
— Угадайте мой псевдоним. Спорим, ни за что не угадаете!
— Сдаюсь. И как?
— Пеппер Мак-Редмонд. Круто, да?
— Лишь бы тебе нравилось.
В клубе Дерек разменял монету, и Рассел бросился к автомату
с напитками. Дети — странный народ, размышлял Шон. Ему никогда их не понять.
Покачав головой, он вытащил из своего ящика чек с недельной зарплатой и, не
взглянув на сумму, сунул его в карман куртки. Шон знал, что должен быть
признателен клубу за твердый доход, однако в свое время он больше давал на чай
кэдди после одного раунда. В свое время.
Шон взглянул на часы. Тренировки закончились, но через три
часа ему придется возвращаться в клуб. Вечерами он работал в баре, наливая
«манхеттены» и «космополитены» местным адвокатам и пенсионерам с морщинистыми
лицами. Ехать домой не имело смысла. Мора, его девушка, допоздна работала в
госпитале, а рано утром должна была ехать в Портленд на семинар. Шон удивился,
ощутив прилив чувств — оказалось, он скучает по ней. В последние дни Шон сам
удивлялся тому, что испытывал к Моро.