Эон. Исследования о символике самости - читать онлайн книгу. Автор: Карл Густав Юнг cтр.№ 33

¹⁶³ Как и у всякого героя, детство Христа было полно опасностей (избиение младенцев, бегство в Египет). Астрологическое «толкование» этих событий можно найти в Откр., 12:1: «Жена, облаченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд». Она испытывает родовые муки; ее преследует дракон. Она родит младенца мужского пола, «которому надлежит пасти все народы жезлом железным». Эта история содержит в себе отголоски многочисленных родственных мотивов – восточных и западных: например, мотив Лето и Пифона; мотив Афродиты и ее сына, которые, спасаясь от преследователей, прыгнули в Евфрат и превратились в рыб ^[242]; мотив египетских Гора и Исиды. Сирийские греки отождествляли Деркето-Атаргатис и ее сына Ихтиса с созвездием Рыб ^[243].

¹⁶⁴ Богиню-мать – к таковым относится и увенчанная звездами дева Апокалипсиса – обычно представляют девственницей ( , virgo). Рождественская весть , («Дева родила, свет прибывает») языческая. Рассказывая о так называемом Корионе в Александрии, Епифаний ^[244] сообщает, что в ночь Богоявления (с 5 на 6 января) язычники устраивали большое празднество:

¹⁶⁵ Епифаний подчеркивает, что речь идет не о христианской секте, но об идолопоклонниках, тем самым иллюстрируя идею, что даже язычники невольно свидетельствуют в пользу истинности христианства.

¹⁶⁶ Дева как зодиакальный знак несет либо пшеничный сноп, либо ребенка. Некоторые связывают ее с «женой» Апокалипсиса ^[245]. В любом случае, эта женщина имеет определенное отношение к пророчеству о рождении Мессии в конце времен. Поскольку считается, что автор Апокалипсиса принадлежал к христианам, возникает вопрос: с кем соотносится женщина, интерпретируемая как мать Мессии или Христа? И с кем соотносится сын этой женщины, который (в дословном переводе с греческого) будет «пасти ( ) язычников зелом железным»?

¹⁶⁷ Поскольку данный отрывок содержит аллюзию, с одной стороны, на мессианское пророчество Исаии, 66:7 ^[246], а с другой – на гнев Яхве (Псалом, 2:9 ^[247]), он, казалось бы, должен относиться к будущему второму рождению Мессии. Однако в сфере христианства подобная идея невозможна. Касательно описания «агнца» в Откр., 5:6 Болл ^[248] пишет: «Эта крайне странная фигура с семью рогами и семью глазами никак не может быть объяснена с точки зрения христианства». К тому же «агнец» отличается некоторыми весьма неожиданными свойствами: это воинственный агнец, победитель (Откр., 17:14). Сильные мира сего будут прятаться от его гнева (Откр., 6:15). Он уподоблен «льву от колена Иудина» (Откр., 5:5). Этот агнец, напоминающий о Псалме, 2:9 («Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника»), производит впечатление скорее демонического овна ^[249], но вовсе не агнца, покорно идущего на заклание. Агнец Апокалипсиса принадлежит, несомненно, к категории рогатых чудовищ, упоминаемых в этих пророчествах. Таким образом, возникают сомнения, не оказала ли на автора Апокалипсиса влияние некая идея, являющаяся антитезой Христу, возможно психологическая фигура тени, «umbra Jesu», которая в конце времен соединяется с торжествующим Христом посредством нового рождения. Эта гипотеза может объяснить не только повторение мифа о рождении, но и тот любопытный факт, что такое важное эсхатологическое ожидание, как приход Антихриста, в Апокалипсисе практически не упоминается. Семирогий овен олицетворяет собой все то, чем не является Иисус ^[250]. Он – настоящая фигура тени, однако его нельзя описать как Антихриста, творение Сатаны. Хотя чудовищный, воинствующий агнец – фигура тени в том смысле, что он – антипод агнца, принесенного в жертву, он не настолько непримирим с Христом, как Антихрист. Следовательно, удвоение фигуры Христа не может быть прослежено к расколу между Христом и Антихристом; скорее оно обусловлено антиримскими настроениями иудео-христиан, прибегнувших к своему богу мести и его воинственному Мессии. Автор Апокалипсиса, возможно, был знаком с иудейскими воззрениями, известными нам из поздней традиции. В «Берешит Рабба» Моисея га-Даршана говорится, что Илия встретил в Вифлееме молодую женщину, сидевшую у двери своего дома; рядом с ней на земле лежал новорожденный младенец, забрызганный кровью. Женщина объяснила, что ее сын родился в дурной час, когда был разрушен храм. Илия уговорил ее позаботиться о ребенке. Вернувшись в Вифлеем пять недель спустя, он спросил ее о сыне. «Он не ходит, не видит, не говорит, не слышит, но лежит здесь, подобно камню», – ответила женщина. Внезапно с четырех углов земли подул ветер, подхватил младенца и бросил в море. Илия принялся сетовать, что отныне ничто уже не спасет Израиль, но bath kol (голос) сказал ему: