Эон. Исследования о символике самости - читать онлайн книгу. Автор: Карл Густав Юнг cтр.№ 12

Страница

⁷² Грехопадение не уничтожило образ Бога в человеке; он был лишь поврежден и искажен («деформирован») и может быть восстановлен милостью Божией. На масштабы интеграции указывает descensus ad inferios, сошествие души Христовой в ад, ее искупительное действие, которое распространяется даже на мертвых. Психологическим эквивалентом этого является интеграция коллективного бессознательного, составляющая неотъемлемую часть процесса индивидуации. Блаженный Августин говорит: «…а посему целью нашей должно быть наше совершенство, совершенство же наше есть Христос» ^[42], ибо он есть совершенный образ Божий. По этой причине его также называют «Царем». Его невестой (sponsa) выступает человеческая душа, которая «в сокрытом в глубине духовном таинстве соединена со Словом, дабы были двое одна плоть», что соответствует мистическому браку Христа и Церкви ^[43]. Параллельно с продолжением этой hieros gamos в догматах и ритуалах Церкви данный символизм развился в Средние века в алхимическое единение противоположностей, или «химическую свадьбу», тем самым положив начало, с одной стороны, понятию lapis philosophorum, означающему целокупность, а с другой – понятию химического соединения.

⁷³ Образ Божий в человеке, искаженный первородным грехом, может быть «преобразован» ^[44] с Божьей помощью, в соответствии с посланием к римлянам, 12:2: «и не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия». Образы целокупности, продуцируемые бессознательным в ходе процесса индивидуации, представляют собой аналогичные «преобразования» априорного архетипа (мандалы) ^[45]. Как я уже подчеркивал, спонтанные символы самости, или целостности, на практике неотличимы от образа Бога. Несмотря на слово («преобразуйтесь») в греческом тексте вышеприведенной цитаты, под «обновлением» ( , reformatio) разума понимается не действительное изменение сознания, а скорее восстановление исходного состояния, апокатастасис. Это в точности согласуется с эмпирическими данными психологии, свидетельствующими о существовании неизменного архетипа целостности ^[46], который легко может исчезнуть из поля зрения сознания или вообще оставаться вне его до тех пор, пока сознание, просветленное обращением, не распознает его в фигуре Христа. В результате подобного «анамнезиса» происходит восстановление первоначального состояния единства с образом Божьим. Последнее влечет за собой интеграцию, преодоление раскола внутри личности, обусловленного инстинктами, которые устремляются в различных, взаимоисключающих направлениях. Такой раскол отсутствует лишь тогда, когда человек, подобно животному, еще не осознает свою инстинктивную жизнь. Там же, где искусственная бессознательность – вытеснение – больше не отражает жизнь инстинктов, это состояние пагубно и невыносимо.

⁷⁴ Нет никаких сомнений в том, что первоначальная христианская концепция imago Dei, воплощенного в Христе, означала всеобъемлющую целокупность, включавшую в себя даже животную сторону человека. Тем не менее в современном психологическом смысле символу Христа не хватает целостности, ибо он не содержит в себе темной стороны вещей, но выносит ее вовне в виде люциферовского противника. Хотя христианское сознание отдавало себе отчет об исключении силы зла, оно утратило лишь призрачную тень, поскольку, согласно доктрине privatio boni, впервые сформулированной Оригеном, зло мыслилось как недостаток добра и, следовательно, как нечто несубстанциальное. По учению Церкви, зло есть просто «случайное отсутствие совершенства». Данное допущение повлекло за собой утверждение «omne bonum a Deo, omne malum ab homine». Другим логическим следствием стала элиминация дьявола в некоторых протестантских сектах.

⁷⁵ Доктрина privatio boni, казалось, гарантировала целостность в фигуре Христа. Однако в плоскости эмпирической психологии к злу надлежит подходить с более субстанциальной точки зрения. Здесь оно просто противоположность добра. В Древнем мире гностики, на аргументацию которых сильно повлиял психический опыт, рассматривали проблему зла более широко, нежели Отцы Церкви. Так, например, они учили, что Христос «отсек от себя свою тень» ^[47]. Если придать данному постулату тот вес, который он заслуживает, то мы без труда узнаем отсеченного антагониста в фигуре Антихриста. В легендах Антихрист развивается как порочный подражатель жизни Христа. Он – истинный , подражательный дух зла, который следует за Христом по пятам, как тень следует за телом. Такое дополнение к яркой, но односторонней фигуре Спасителя – отголоски которого встречаются даже в Новом Завете, – должно обладать особой значимостью. В самом деле, оно привлекает большое внимание уже на ранних стадиях развития христианства.

Страница