242 У людей есть одна способность, которая, хоть и оказывается в высшей степени полезной для коллективных целей, крайне губительна для индивидуации. Это способность к подражанию. Коллективная психология не может обойтись без подражания, ибо без нее все массовые организации, государство и общественный строй просто невозможны. Своей организацией общество обязано, по сути, не столько законам, сколько склонности к подражанию, что подразумевает внушаемость, суггестию и психическое заражение. Тем не менее каждый день мы видим, как люди используют или, скорее, злоупотребляют механизмом подражания с целью личной дифференциации: они довольствуются копированием какой-то выдающейся личности, яркой характеристики или способа поведения, тем самым внешне выделяясь из круга, в котором существуют. В некотором смысле можно сказать, что в качестве наказания умственное однообразие, и без того достаточно реальное, превращается в бессознательную рабскую зависимость от окружающей среды. Как правило, эти лживые попытки дифференциации превращаются в позу, и имитатор остается на том же уровне, что и прежде, только в несколько раз более бесплодным, чем раньше. Чтобы понять, что в нас действительно индивидуально, необходимы глубокие размышления; внезапно мы понимаем, как необычайно трудно обнаружить индивидуальность.
III. Персона как сегмент коллективной психики
243 В этой главе мы сталкиваемся с проблемой, которая, если не уделить ей должного внимания, способна ввергнуть нас в величайшее замешательство. Во время анализа личного бессознательного первое, что добавляется в сознание, – это личные содержания. Посему я предложил называть содержания, которые были вытеснены, но способны снова стать осознанными, личным бессознательным. Я также показал, что присоединение более глубоких слоев бессознательного, которые я назвал безличным бессознательным, приводит к расширению личности, которое влечет за собой состояние инфляции. Чтобы достичь этого состояния, достаточно продолжать психоаналитическую работу, как в случае молодой женщины, описанном выше. Продолжая анализ, мы добавляем в личное сознание определенные фундаментальные, общие и безличные характеристики человечества, тем самым вызывая описанную мной инфляцию
[125], которую можно рассматривать как одно из неприятных последствий осознания прежде недоступного материала.
244 С этой точки зрения сознательная личность есть более или менее произвольный сегмент коллективной психики. Он состоит из суммы психических фактов, которые ощущаются как личные. «Личный» означает принадлежащий исключительно данному конкретному лицу. Сугубо личное сознание акцентирует свое собственническое и исходное право на свои содержания и таким образом стремится создать единое целое. Все те содержания, которые отказываются вписываться в это целое, либо игнорируются и забываются, либо вытесняются и отрицаются. Таков один из способов самообразования, но он произволен и чересчур груб. Слишком уж большой долей нашей общей гуманности приходится жертвовать в интересах идеального образа, в который каждый стремится себя отлить. Следовательно, такие «личные» люди всегда очень чувствительны, ибо легко может случиться нечто такое, что принесет в сознание нежелательную часть их подлинного («индивидуального») характера.
245 Данный произвольный сегмент коллективной психики я назвал персоной. Термин «персона» весьма удачен, ибо первоначально это слово означало маску, в которой появлялся актер и которая показывала, какую роль он исполняет. Если мы попытаемся провести четкое различие между психическим материалом, который следует считать личным, и материалом, который следует считать безличным, очень скоро мы столкнемся с величайшей дилеммой, ибо по определению мы будем вынуждены сказать о содержаниях персоны то же самое, что и о безличном бессознательном, а именно, что они коллективны. Только потому, что персона представляет собой более или менее произвольный и случайный сегмент коллективной психики, мы можем допустить серьезную ошибку – рассматривать ее in toto как нечто индивидуальное. Как свидетельствует само название, она есть только маска, под которой скрывается коллективная психика, маска, которая симулирует индивидуальность, заставляя других и самого субъекта верить в эту индивидуальность, тогда как на самом деле он просто играет роль, через которую говорит коллективная психика.
246 Анализируя персону, мы срываем маску; то, что казалось нам индивидуальным, в сущности оказывается коллективным. Другими словами, персона была лишь маской коллективной психики. По сути, персона не есть нечто реальное: она представляет собой компромисс между индивидом и обществом в споре о том, как должен выглядеть человек. Он получает имя, заслуживает звание, выполняет некую функцию, является тем-то или тем-то. В определенном смысле все это реально, однако в отношении базовой индивидуальности того, о ком идет речь, это лишь вторичная реальность, компромиссное образование, в создании которого другие иногда принимают большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная реальность.
247 Было бы неправильно оставить эту тему в том виде, в каком она есть, и в то же время не признать, что, в конце концов, в особом выборе и обрисовке персоны есть нечто индивидуальное и что, несмотря на исключительную идентичность эго-сознания и персоны, бессознательная самость, подлинная индивидуальность человека, присутствует всегда и дает о себе знать косвенно, если не прямо. Хотя эго-сознание сперва идентично персоне – той компромиссной роли, в которой мы выступаем перед обществом, – бессознательная самость, тем не менее, никогда не может быть вытеснена до полного исчезновения. Ее влияние главным образом проявляется в особом характере контрастирующих и компенсирующих содержаний бессознательного. Сугубо личная установка сознательного разума вызывает реакции со стороны бессознательного, которые, вместе с вытесненным личным материалом, содержат семена индивидуального развития под видом коллективных фантазий. Посредством анализа личного бессознательного сознательный разум наводняет коллективный материал, который несет с собой элементы индивидуальности. Я отдаю себе отчет, что этот вывод должен быть непонятен любому, кто не знаком с моими взглядами и техникой, и особенно тому, кто обычно рассматривает бессознательное с точки зрения фрейдовской теории. Но если читатель вспомнит мой пример молодой женщины, изучавшей философию, он может составить грубое представление о том, что я имею в виду. В начале лечения пациентка совершенно не осознавала тот факт, что ее отношение к отцу было фиксацией. Именно в силу этой фиксации она искала человека, который был бы похож на ее отца и которого затем она могла бы оценить на уровне интеллекта. Само по себе это не было бы ошибкой, если бы ее интеллект не носил своеобразного протестного характера, который, к сожалению, часто встречается у интеллектуально развитых женщин. Такой интеллект всегда пытается указать на ошибки других; он преимущественно критичен, с неприятно личным подтекстом, и все же всегда хочет считаться объективным. Это неизменно делает человека раздражительным, особенно если, как это часто бывает, критика затрагивает некое слабое место, которого в интересах плодотворной дискуссии лучше избегать. К сожалению, однако, характерная особенность женского интеллекта заключается в том, что он отнюдь не стремится к плодотворной дискуссии, но выискивает слабые места мужчины, дабы зацепиться за них и раздражать его. Обычно это не сознательная, а скорее бессознательная цель – заставить мужчину занять вышестоящее положение и тем самым сделать его объектом восхищения. Мужчина, как правило, не замечает, что женщина навязывает ему роль героя; он просто находит насмешки столь одиозными, что в будущем предпочитает обходить ее стороной. В конце концов, единственный мужчина, который может выдержать ее, – тот, кто сдается с самого начала и, следовательно, не вызывает восхищения.