Общая психопатология - читать онлайн книгу. Автор: Карл Теодор Ясперс cтр.№ 60

Больной пишет: «В течение нескольких лет я испытывал крайнюю физическую слабость; из-за этого болезненного физического состояния я постепенно превратился в бесстрастного, спокойного и задумчивого человека. Это было прямой противоположностью тому, что следовало бы ожидать, учитывая действовавшие на меня влияния» (имеется в виду телепатическое воздействие).

Больная жалуется: «Она тоскует по себе, но не может себя найти; она должна искать в себе человека». «Два года назад я начала увядать». «Я потеряла себя, я изменилась, стала такой беззащитной» (Gruhle).

«Я была в состоянии, которое граничило с настоящим бредом, хотя и отличалось от него. Это состояние часто повторялось во время моей болезни, когда я, наполовину движимая вдохновением, наполовину зная и желая, создавала для себя роль, которую исполняла как актриса и декламировала. Я жила в ней и действовала в соответствии с ней, не идентифицируя себя с персонажем». Среди исполненных ролей были такие, как «персонификация волны», «скачка горячего молодого жеребца», «юная сестра царицы Суламифи в возвышенной песне», «дочь Альфреда Эшера», «молодая француженка» или «земледелие» (причем поместьем было не что иное, как больничный двор) (Forel).

Штауденмайер, профессор химии, описал персонификации в ряду собственных патологических переживаний. В отличие от многих других больных той же группы (то есть шизофреников) он считает их не духами или чуждыми существами, а «обретшими самостоятельность частями собственного бессознательного». Приведем его сообщение, выказывающее известные черты сходства с процитированным выше сообщением отца Сурина: «Отдельные галлюцинации выступали во все более и более отчетливом виде и повторялись все чаще и чаще. В конце концов они оформились в персонификации: например, самые значительные зрительные образы вступали в регулярные сочетания с соответствующими слуховыми образами, в результате чего возникали фигуры, которые заговаривали со мной, давали мне советы и критиковали мои действия и т. п. Характерный недостаток этих персонификаций заключается в том, что они действительно думают, будто они суть то, чем они кажутся или хотят казаться; поэтому они говорят и действуют абсолютно всерьез. В течение длительного времени я всячески пытался дать им дальнейшее развитие». Вот некоторые примеры:

«Несколько лет назад, в то время, когда я наблюдал за какими-то военными учениями, мне неоднократно доводилось видеть невдалеке от себя одну даму царствующей фамилии и слышать ее разговоры. Позднее у меня случилась необыкновенно яркая галлюцинация: будто я слышу ее голос еще раз. Поначалу я не обращал внимания на этот голос, который то и дело возникал и очень скоро исчезал. С течением времени, однако, ощущение ее близости стало посещать меня все чаще и чаще, делаясь к тому же все более и более отчетливым; отчетливость приобрел и ее зрительный образ, постоянно навязывавший себя мне параллельно ее внутреннему голосу (хотя поначалу он не выглядел как настоящая галлюцинация). В дальнейшем появились персонификации других царствующих особ – в частности, германского императора, а также некоторых умерших монархов (например, Наполеона I). Постепенно меня охватило единственное в своем роде возвышенное чувство, будто я – диктатор и правитель великой нации. Моя грудь сама собой сделалась шире, я стал держаться навытяжку, по-военному; это доказывает, что соответствующие персонификации оказывали на меня существенное влияние. Например, я слышал внутренний голос, говоривший торжественным тоном: “Я – германский император”. Затем я почувствовал усталость; мне явились другие образы, и я расслабился. Явившиеся мне персонификации царственных особ в сумме дали начало понятию “величества”, которое получило свое постепенное развитие. Мое “величество” испытывало сильнейшее желание стать важной или, точнее говоря, могущественной, царствующей персоной и – по мере того как мои представления прояснялись – наблюдать за этими персонификациями и подражать им. “Величество” интересуется военизированными зрелищами, изящной жизнью, хорошими манерами, обильной и изысканной едой и питьем, порядком и роскошью в моем доме, элегантными нарядами, безупречной военной выправкой, гимнастикой, охотой и другими видами спорта; оно стремится влиять на мой образ жизни советами, предостережениями, приказами и угрозами. С другой стороны, “величество” враждебно детям, милым безделушкам, шуткам, веселью – очевидно, потому, что царствующие особы известны ему только по полным достоинства появлениям на публике или по изображениям на картинах. Кроме того, “величество” – противник юмористических журналов, карикатур, питья воды и т. п. Ростом я, пожалуй, маловат для “величества”». Похожую роль играет персонификация «дитя» – с детским голосом, детскими потребностями и радостями. Есть также персонификация «круглоголовый» – любитель шуток и забав. У каждой персонификации есть свой голос; с ними можно разговаривать как с посторонними людьми. Но при этом «нужно держаться в рамках определенной области, которую они представляют, исключив из нее все постороннее. Стоит заговорить о чем-то другом, в особенности диаметрально противоположном, как вся идиллия исчезнет». Персонификациям, наделенным отчетливыми признаками, предшествуют во времени менее определенные, смутные персонификации. «Иногда мне кажется, что на свободу вырвалось множество чертей. В течение долгого времени я то и дело с полной отчетливостью вижу перед собой дьявольские морды. Однажды, будучи в постели, я явственно ощутил, как кто-то стягивает мою шею цепью; затем я почувствовал запах серы, и жуткий внутренний голос произнес: “Теперь ты мой пленник, и я тебя не выпущу. Я не кто иной, как сам дьявол”. На меня часто сыпались угрозы. Я все это пережил на себе. Нельзя сказать, чтобы эти россказни о злых духах, которые кажутся современным людям страшными средневековыми сказками, эти сообщения адептов спиритизма о полтергейстах были совершенно беспочвенны. Персонификации действуют вне связи с сознательной личностью, но каждая из них стремится взять ее под свой полный контроль. С ними приходится вести долгую борьбу, да и они сами начинают бороться друг с другом, стоит какой-то их части прийти на помощь сознательной личности. Я часто с полной отчетливостью наблюдаю, как несколько персонификаций помогают друг другу, поддерживают друг друга или по секрету договариваются вступить в борьбу со мной – “стариком”, как они всегда меня называют между собой, – и по возможности досаждать мне (это похоже на то, как несколько телеграфистов на нескольких станциях, входящих в какую-то сложную сеть, втайне от окружающих плетут заговор), а иногда еще и борются друг с другом, оскорбляют друг друга… Благодаря далеко идущим, иногда патологическим влияниям некоторых центров и персонификаций я мог наблюдать, как яростно они дрались, как усиленно старались вытеснить чувства и представления, казавшиеся им неприятными, и утвердить собственные желания и представления, чтобы тем самым улучшить свое положение в моем организме и приобрести большее влияние». В каждой из персонификаций есть какая-то односторонность. Персонификации не целостны; это лишь части, которые могут существовать как расщепленные «куски» бессознательного рядом с сознательной личностью.

Страница