— Сколько же лет прошло?.. Десять? Брунхильда подняла глаза и нахмурилась.
— Последний раз, когда мы с тобой виделись, — пояснил Хильперик. — Это было в Метце, на твоей свадьбе. Ты тогда показалась мне невероятно красивой, но сейчас ты гораздо красивее!
Он с улыбкой склонился перед ней, довольный собственным неуклюжим комплиментом, потом обернулся к Мерове, словно, призывая того в свидетели. Взгляд сына поразил его. Глядя исподлобья по своему обыкновению, Мерове буквально пожирал их пленницу глазами.
— Вот в чем беда нашей семьи, — шутливым тоном продолжал Хильперик. — Вместо того чтобы встретиться и поговорить, мы копим свои обиды, а потом воюем друг с другом без всяких причин!
Брунхильда вздрогнула и невольно сжала кулаки, чтобы заставить себя промолчать. Слово «обиды» в устах человека, убившего ее сестру и мужа, само по себе звучало оскорблением.
Хильперик приблизился к Брунхильде, все еще улыбаясь, и, схватив ее за подбородок, заставил взглянуть на себя. Это было все равно, что схватить покрытую колючками розу. Красота Брунхильды была необыкновенной и волнующей, но в ее глазах было столько ненависти и презрения, что она не вызывала в нем никакого желания — даже желания унижать ее. Улыбка Хильперика превратилась в гримасу, и он отступил, по-прежнему не отрывая глаз от Брунхильды. Ему снова пришла мысль убить ее. Это было его первоначальное намерение — столь необходимое, столь очевидное…. Убить и ее, и весь ее выводок — так же, как его отец Хлотар некогда расправился с собственными племянниками. Убить их всех, чтобы навсегда уничтожить королевский дом Остразии…. Это советовали ему приближенные, этого хотела Фредегонда и, без сомнения, ожидала сама Брунхильда,
Однако возникли неожиданные препятствия. Одному Богу известно как, но Хлодоберу удалось бежать, и этот пятилетний принц отныне воплощал в себе будущее королевской династии. Держа в заложницах его мать и сестер, можно будет, по крайней мере, надеяться на его послушание…
Хильперик кивнул и, вернувшись к своей напускной веселости, окликнул Мерове, все еще неподвижно, стоявшего в углу:
— Ну, иди же поцелуй свою тетушку, вместо того чтобы стоять как истукан!
Принц смешался и покраснел — это было так заметно, что даже Брунхильда улыбнулась. Однако он, хоть и неловко, все же исполнил приказ отца.
— Вы… вы очень красивая, — прошептал Мерове, касаясь губами ее щеки.
Брунхильда, подняв глаза, внимательно рассматривала Мерове, пока тот медленно пятился назад. Мерове уже превосходил отца ростом на целую голову, но постоянно сутулился, словно собственный высокий рост его смущал. Несмотря на редкую щетину, покрывавшую его щеки и подбородок, он, казалось, все еще не вышел из детства. Черты его лица были вялыми, а волосы — неопределенно-светлыми, ни белокурыми, ни каштановыми.
— Поцелуй Иуды? — спросила она, не отрывая глаз от Мерове, но обращаясь к Хильперику. — Это ему ты поручил меня убить?
Хильперик расхохотался, а выражение ужаса на лице Мерове лишь усилило его веселость.
— Сестра моя, воистину это последний человек, которому я поручил бы тебя убить! — произнес Хильперик со смехом. — И потом, зачем бы мне тебя убивать?
— Чтобы наложить руку на мое королевство.
— Твое королевство?
Хильперик больше не смеялся. Он отошел к окну и, прислонившись спиной к подоконнику, в упор взглянул на Брунхильду.
— С каких это пор франкское королевство принадлежит женщине? Ты разве не знаешь, что наши законы запрещают женщинам наследовать имущество? У тебя ничего нет, Брунхильда, и если твой сын будет хорошо себя вести, ты и твои дочери будете жить спокойно, в полной безопасности. А это уже немало!
— В монастыре…
— Ну, монастырь все же лучше могилы, правда? И потом, кто знает?.. Все еще может измениться…
Их взгляды встретились, и вновь Хильперик прочел в глазах своей невестки столько ненависти, что его вожделение полностью угасло. Он с досадой отошел от окна и повернулся к Мерове.
— Завтра ты повезешь ее в Руан. Пусть с ней обращаются со всеми надлежащими почестями. В Руане передашь ее под надзор Бепполена и епископа Претекстата.
— А мои дочери? Хильперик не удостоил королеву даже взглядом и продолжал, обращаясь к сыну:
— Ее дочерей отвезут в Мо, в тамошний монастырь. Пусть она знает, что их жизнь зависит от ее поведения.
Брунхильда смотрела на Хильперика, пока тот не вышел из комнаты. Она по-прежнему испытывала мучительное душевное напряжение. Брунхильда сплела дрожащие пальцы обеих рук и закрыла глаза. Личико Хлодосинды, такое крошечное, такое хорошенькое и доверчивое, тотчас же возникло перед ее внутренним взором. Хлодосинда, маленький ангел, которого она, может быть, уже никогда не увидит, и Ингонда, уже такая женственная… Прикосновение чьей-то руки к плечу заставило ее вздрогнуть. Это был Мерове.
— Мои дочери… — прошептала она сквозь слезы. — Позволь мне увидеться с дочерьми!
# # #
Это были, без сомнения, самые мрачные часы моей жизни. Гораздо худшие, поверьте, чем те, что я проживаю сейчас.
Я потеряла все. Моего супруга и короля, которого я старалась любить и которого научилась уважать, — человека отважного, справедливого и слишком хорошего, к его собственному несчастью. Моего сына, от которого тогда не было никаких вестей; я даже не знала, удалось ли ему ускользнуть и благополучно достичь Метци, или же он схвачен, или, того хуже, убит и сейчас лежит в какой-нибудь канаве, терзаемый воронами…. Моих дочерей, которых, как мне сказали, отвезут в монастырь в Мо, но которых Хильперик вполне мог отдать на потеху солдатне…. Мое королевское достоинство — я была всего лишь пленницей и дрожала по ночам, ожидая, что явится наемный убийца и перережет мне горло…
Такая же участь постигла мою сестру Галсуинту, — в том же самом городе, возможно, тоже в собственной постели. С каждым днем меня все сильнее наполнял ужас. Мне осталось лишь потерять свое женское достоинство — и это я сделала. Только так я могла остаться в живых.
10. Венчание в Руане
Пасха 576 г.
Эскорт принца выглядел жалким — его вполне можно было принять за шайку бродячих грабителей в поисках добычи. Сам Мерове, ехавший впереди, спрятал свои длинные волосы под узким капюшоном, плотно охватывающим лицо. Рядом с принцем ехал Гайлан, его самый близкий друг и брат даже в большей степени, чем родные братья, — единственный из всех спутников Мерове, кто знал истинную цель поездки.
Впервые за эти долгие недели — по сути, с момента отбытия из Парижа во главе армии, которую доверил им Хильперик, — оба друга чувствовали себя свободными, счастливыми и радостно-возбужденными, словно ученики, сбежавшие от наставника. Прежде нужно было ехать медленно, приноравливаясь к шагу пехотинцев и ходу повозок, запряженных быками; в воздухе постоянно стояли запахи дыма, мочи и навоза; манеры большинства военачальников были, воистину, скотскими; всё это, а, прежде всего, — бесконечные грабежи, убийства и пожары, вскоре сделалось для них невыносимым. Однако по прошествии нескольких дней они все же достигли Тура — первой цели, намеченной для них королем.