Затмение - читать онлайн книгу. Автор: Айя Субботина cтр.№ 55

Я продолжаю кусать себя, чтобы не сказать ничего сгоряча. Правда тяжелым молото крушит витражи воспоминаний, и осколки режут плоть, отсекая от меня кусок за куском, убивая во мне все хорошее и теплое, что когда-то верило в добро и сказки.

— А теперь немного ускоряемся, Дэшелла. Ты растешь, становишься умненькой и хорошенькой. И пока твоя безмозглая и совершенно обычная сестричка учится петь и танцевать, ты учишься денежному делу, истории, географии, торговле и политике. И возвращаешься, когда Кудесник решает, что ты готова. И не криви свой хорошенький ротик, Дэшелла, просто смирись, что ты — его маленькая марионетка. Настолько безвольная и послушная, что заглядываешь ему в рот и исполняешь все по первому щелчку.

— Заканчивай, — сквозь зубы шиплю я.

— Потерпи еще немного. В общем, Кудесник решает, что раз уж между тобой и его собачонкой Шагаром что-то там проскочило, похожее на искру, то именно он и будет тебя окучивать.

— Когда он… перестал быть Шагаратом?

— Боюсь, до того, как вы впервые заговорили. Помнишь самую первую встречу в экипаже? Я выпотрошил его в тот же день. Грех было не воспользоваться таким подарком. Но чтобы Кудесник не догадался, пришлось немного пострадать. — Йон грустно вздыхает и что-то крохотное, серебристая искра, разрывает грудь Блайта. Оболочка тускнеет и рассыпается невидимым пеплом, а искра ныряет в ладонь Йона. Он, как базарный фокусник, сжимает кулак и показывает растопыренную пустую пятерню. — Кусочек моей души в этом поганце — и даже твой обожаемый Кудесник ничего не понял. Я же Маска, я обожаю такие фокусы.

Все это время.

С самого начала.

С самого первого дня. Блайт никогда не был Блайтом. И Шагаратом тоже. Он всегда был вот этим — Йоном, разрушителем миров.

— Кудесник убирает короля, — Йон щелкает пальцами. — Блайт влюбляет в себя его куколку, и она аж пищит, так хочет раздвинуть для него ноги. Правда, я был хорош? Можешь не отвечать, Дэшелла, я и так знаю. Не марай свой чудесный рот ложью. В общем, я морочу тебе голову, Кудесник морочит тебе голову, и мы все изощренно трахаем друг другу совесть. Кудесник избавляется от всех претендентов на трон. Блайт продолжает стрелять в тебя глазами. Кудесник тебя коронует. Блайт тебя имеет. Уже поняла зачем? Чтобы положить в тебя частичку божественного.

Я не успеваю опомниться, как Йон оказывается рядом. Кладет руку мне на живот — и я, клянусь всеми богами! — чувствую внутри что-то тяжелое, темное, жалящее. И догадка заставляет зажмуриться.

— Да, Дэшелла. Тебя должен был поиметь славный парень, чтобы ты родила всем этим отбившимся от стада овцам Спасителя. Как положено — месяца через три, ведь могущество не поддается законам природы. Но, знаешь, в эту ночь я поимел вас обоих, и весь этот скучный мир. И через три месяца ты, моя хорошая кобылка, родишь Апокалипсис.

Он вдавливает когтистую ладонь в мой живот — и я сжимаюсь от боли, как будто внутри набирает обороты мельница со смертельными лопастями. Пытаюсь сопротивляться, но боль только усиливается. Что-то там, в моем животе, уже растет и отравляет изнутри.

И я нахожу спасение в этой боли. Потому что я — королева Трона Луны, наследница первых людей. И я просто так не сдамся, даже если он разорвет меня на куски.

Перехватываю его запястье двумя руками и сжимаю так сильно, что кожа на костяшках пальцев трескается. Йон выгибает темную бровь, явно удивленный такому отпору. И смотрит на лед, который растекается у меня под пальцами прямо на его раскаленную кожу.

Я снова «вижу». Вижу себя с ребенком на руках. С ребенком, у которого зрачки цвета лавы, темные волосы — и теплая улыбка.

— Думаешь, раз божественная задница, то тебе все можно? — ухмыляюсь я.

— Думаю, ты хорошенькая, когда злишься, — скалится он. — И что играть с новой королевой Абера будет интереснее, чем с занудой Кудесником. И я собираюсь быть частым гостем в постели матери своего сына.

Я не понимаю, что ему сказать, потому что мы оба знаем — он действительно подселил в меня часть себя. Часть, которая будет расти куда стремительнее, чем положено человеческому младенцу. Как в старой сказке — не по дням, а по часам. Пытаюсь думать о том, что смогу избавиться от этого злого семени, смогу найти умелую знахарку, которая выжжет из меня эту порчу, но насмешка в глаза Йона слишком очевидна.

— Ты не сделаешь этого, марионетка Кудесника, потому что ты не такая, как он или я. В тебе кровью богов и кровь первых людей, но ты все еще сидишь в смертной оболочке и так же подвержена человеческим слабостям, как и кухарка, которая выпекает тебе хлеб, или конюх, который подковывает твоего коня. Ты так же беспомощна прости самой себя, как нищий на паперти беспомощен против злого рока.

Мне холодно. Мне так холодно, что я начинаю трястись, словно безумная, и ничего не могу с этим поделать. Льдистая корка покрывает пальцы — и ногти стремительно синеют, как у ходячих мертвецов, о которых нянька читала мне страшные детские сказки. Меня словно со всей силы швырнули о глыбу векового льда, но та расступилась, чтобы заключить тело в нерушимую темницу.

Йон перестает улыбаться, только сосредоточено рассматривает мои пальцы, которые до сих пор сжимают его запястье. На них намерзает лед, который обвивается и вокруг его руки, сковывая нас единой силой. Темный бог не испуган, он скорее задумчив, как ученый муж, вдруг увидевший что-то такое, что заставило его усомниться во всем, что он знал ранее.

— Кукла с секретом? — размышляет вслух. Проводит когтистым пальцем над нашими скованными руками — и по гладкой поверхности льда расползается паутина трещин. Короткий щелчок — и лед рассыпается на тысячи осколков. Я все еще дрожу, но мне невыносимо противно, что совершенно беспомощна перед ним, даже если произошедшее все равно не укладывается в голову. Это сделала я? Но как?

Йон не дает сосредоточиться на этой мысли — словно ювелирное украшение, перехватывает мой подбородок двумя пальцами, задирает голову так сильно, что я морщусь от острой боли хрустнувших позвонков. Хочу закрыть глаза и не смотреть на него, но не могу. В груди горит и стонет та боль, которая останется со мной навсегда, возможно, на всю жизнь, и от нее существует единственное противоядие — попытаться отыскать в этом существе хоть что-нибудь, что напомнит о Блайте. Неужели он действительно так хорошо притворялся? Неужели я была настолько слепа? А Кудесник?

— Не ищи ответы на вопросы, которые ты все равно не сможешь понять, — небрежно предлагает Йон. — Люди, рожденные слепыми, вряд ли винят в этом своих матерей или природу, или дождь, который шел в тот день.

— Ты забрал мою сестру? — Хочу высвободиться из его хватки, но чем сильнее стараюсь, тем крепче сжимаются тиски его пальцев, и острый коготь вонзается в кожу.

— Разве я? Не припомню, чтобы явился в твой дом и забрал белокурую малышку. Она, знаешь ли, просто очаровательна. Так много болтает, особенно после того, как принц пообещал ей королевскую корону.

— Он уже не принц, — огрызаюсь я. — Твоя ищейка? Или тоже личина, в которую ты забираешься время от времени, чтобы дурачить тех, против кого беспомощен в открытом честном противостоянии?