Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Скороходова cтр.№ 37

22 августа 1977 года президентом Картером была подписана знаменитая директива № 18 об использовании невоенных преимуществ – экономической мощи, технологического превосходства – в качестве элементов стратегии национальной безопасности США. В начале 1978 года в развитие этой идеи применительно к нефтегазовому сектору Дж. Картером был запрошен доклад «о передаче технологий, особенно в сфере нефтедобычи, которые могли бы использоваться с целью оказания давления на СССР». В одном из топ-секретных меморандумов, направленных З. Бжезинским президенту, говорилось, что за последние шесть лет из западных стран в СССР было импортировано оборудования на 3,5 млрд долларов . 23 % всего оборудования было ввезено из США, а в 1978 году объемы закупок могли достигнуть цифры в 1 млрд долларов. Важность этих технологий для СССР не ставилась под сомнение – недопоставка оборудования могла снизить уровень добычи на 10–25 %. Соображения национальной безопасности США требовали, по мнению Бжезинского, скорейшего ограничения американского экспорта, а инструментом этого ограничения могло бы стать внесение нефтегазового оборудования в список лицензируемой продукции (см. Табл. 17) .

Табл. 17. Отдельные виды оборудования, купленные СССР в 1972–1977 гг., в млн долл.

Источник: Oil technology export to the USSR. 1978. April 7. NLC12–41–7–14–1. JCL.

18 июля 1978 года, три дня спустя после объявления в СССР приговора Натану Щаранскому, правозащитнику, обвиненному в измене родине и в антисоветской деятельности, Дж. Картер, после долгих колебаний и недвусмысленных угроз со стороны Конгресса, подписал указ о включении нефтяного оборудования в список лицензируемых экспортных товаров. Это случилось после того, как офис З. Бжезинского «слил» прессе подробности готовящихся сделок по продаже компьютеров Sperry Univac и нефтедобывающего оборудования компанией Dresser в СССР. В ответ сенатор Э. Джексон поднял волну недовольства и пообещал принять односторонние действия на уровне Конгресса, если сделки не будут отменены В ходе пресс-конференции, состоявшейся 20 июля 1978 года, президент подчеркнул, что озвученное выше решение не являлось введением торгового эмбарго против СССР и что эти действия «соответствуют основным интересам и общей политике США в отношении Советов». На вопрос, не является ли этот шаг де факто объявлением экономической войны, Картер ответил, что «если эти шаги что-то и представляют, то экономическую дипломатию, а не экономическую войну» .

Стоит ли говорить, что реакция американского бизнеса на это начинание Белого дома была отрицательной. Бизнес понимал, что лицензирование хоть и не означает эмбарго, но создает значительные трудности, американские технологии не были настолько уникальны, чтобы Москва согласилась ждать, пока их партнеры представляли доказательства того, что экспорт того или иного оборудования в СССР не угрожает национальной безопасности США. Еженедельник Business Week замечал, что «торговля – не водопроводный кран, который можно включать и выключать при каждой перемене дипломатической погоды» . Действительно, как показало время, большинство заказов, от которых вынуждены были отказаться американские бизнесмены, были подобраны французским, немецким, японским и швейцарским бизнесом .

Что касается советской реакции, то, например, «Новое время», в целом смотря оптимистично на возможности замещения американских товаров, отметило политическую направленность этого акта со свойственной советской печати образностью: «Судя по всему, официальному Вашингтону не до экономических выгод. Он закусил политические удила, пытаясь вместо товаров экспортировать политику международной конфронтации» .

Что заставило США задуматься о такой опции? На наш взгляд, этот шаг был вызван осознанием того, что «американское нефтяное оборудование играет гораздо более критическую роль в советской экономике, чем любой другой тип продукции, ввозимой из США» . Понимание этого, в свою очередь, базировалось на выводах нескольких докладов о перспективах развития нефтяного комплекса СССР, подготовленных различными исследовательскими группами ЦРУ: «Грядущий советский нефтяной кризис» (март 1977 г.) и «Перспективы нефтедобычи в СССР» (апрель – июль 1977 г.). Аналогичное исследование было проведено и военной разведкой . В этих докладах делался вывод, что советский нефтегазовый комплекс в ближайшем будущем столкнётся с очень серьезными трудностями, которые могут привести к долгосрочному снижению уровня добычи уже в самом начале 80-х годов. Авторы исследований полагали, что СССР придется закупать нефть в странах ОПЕК для удовлетворения собственных нужд и нужд СЭВ. Гордость советской нефтянки и сенсация мирового уровня – месторождение Самотлор, дававшее 20 % плана добычи, по мнению авторских коллективов, уже достигло пика своего производства.

Методологически эти доклады базировались на теории пика производства, распространенной в нефтяных и экономических кругах того времени. Согласно этой теории, при максимальном сближении темпов добычи и доказанных запасов нефти в той или иной стране уровень нефтедобычи достигает своего пика, после чего наступает резкое и, как правило, необратимое снижение производства углеводородов. Несмотря на то что в настоящее время положения этой теории признаются неверными, в конце 70-х годов это было далеко не очевидно, тем более что сообщения из СССР, включая публикации советских специализированных журналов, о близости части месторождений к максимальному уровню добычи, казалось, только подтверждали верность этой теории . Позже, уже в 2000-е годы, американский социолог С. Горелик в своей книге напишет, что эта теория неприменима ни к одному из видов топлива, так как сокращение производства исторически связывалось не с истощением запасов, а с нахождением альтернативы тому или иному виду топлива .

Содержание второго доклада было частично опубликовано по настоянию Конгресса , что можно считать эффективным ходом США, ибо таким образом была не только брошена тень на репутацию СССР как поставщика в глазах Европы , о чем Москва всегда особенно радела, но и проверена достоверность предложенных в докладе выводов через анализ реакции советской элиты. В специально подготовленном обзоре на эту тему резюмировали, что СССР не отреагировал на этот доклад традиционным мощным публичным опровержением. «Выдающаяся» сдержанность была истолкована как признак высокой степени беспокойства и неуверенности в будущем отрасли среди тех, кто в советском аппарате курировал «нефтянку». Выводы докладов также подтверждались плановым снижением темпов добычи в десятой пятилетке по отношению к предыдущей и прямым признанием трудностей в этой сфере советскими официальными лицами. Так, А. Н. Косыгин на встрече с президентом Финляндии в 1977 году заверил Хельсинки, что СССР гарантирует стабильные поставки на протяжении 15 лет, хотя «топливная проблема не может быть разрешена с легкостью» .

У этих трудностей, которые впоследствии американский ученый Т. Густафсон назовет кризисом на фоне изобилия, а российская исследовательница М. В. Славкина – трагедией нефтяной отрасли , было несколько основных причин. Среди них – не только отставание темпов открытий новых крупных месторождений от роста добычи, но и рост потребления, в том числе и в странах СЭВ, которые удовлетворяли свои нужды за счет углеводородов из СССР. Только в СССР с 1965 по 1985 год рост потребления нефти на душу населения составил 400 %.