– А когда ты режешь лук? Ты не плачешь?
– Плачу, как и все. Тут дело не в запахе, просто при нарезании лука выделяется сера и ее молекулы вступают в реакцию со слизистой глаз, образуя при этом серную кислоту.
– Ни хрена себе! – говорит инспектор. На полном серьезе. И будучи добродушным простаком, не особо-то размышляющим в моменты умиления, он берет и, сам того не замечая, сжимает руку Антонии своей огромной лапищей.
Джон не то чтобы большой фанат видео с котиками, но некоторые ролики его забавляют: а именно, те, в которых придурочные хозяева незаметно кладут позади кота огурец, а кот, обернувшись, в ужасе подпрыгивает на полметра. Он инстинктивно путает огурец со змеей.
Реакция Антонии на прикосновение Джона примерно такая же. Табуретка с грохотом валится на пол. Полдюжины посетителей кафетерия поворачиваются в их сторону.
– Прошу прощения, – пытается извиниться Джон. Он наклоняется поднять опрокинутую табуретку одновременно с Антонией, и они сталкиваются лбами.
Идиот, идиот, идиот. Тебе же сказали никогда до нее не дотрагиваться.
– Никогда до меня не дотрагивайся, – говорит Антония, хватаясь за ушибленное место. – Господи, какой же у тебя крепкий лоб, я как будто об стенку ударилась.
– Каждый использует голову по-своему. Я вот своей вышибаю двери.
– Да я уж поняла.
Фидель приносит несколько кубиков льда, завернутых в салфетку. Только для нее, разумеется. Джону тоже больно, но из гордости он решает для себя не просить.
Кажется, случившийся инцидент не отбил у нее аппетита. Прикладывая одной рукой ко лбу лед, она продолжает уминать свой сэндвич. А заодно и картошку фри, которую принесли в пакетике в качестве гарнира. И заказывает себе еще кока-колы.
Тактика промедления. Она ждет, что я начну говорить, думает Джон. Но в соревновании по упрямству выиграть у баска не так-то просто.
И он тоже молчит, интеллигентно откусывая от своего жирного сэндвича по маленькому кусочку.
– Ладно, что ты хочешь? – спрашивает Антония, устав ждать.
– Эх, детка, если честно, я хочу вернуться домой к матери, которая меня уже достала сообщениями в «Ватсапе» про то, что мне нужно приехать и помочь ей передвинуть комод. Каждый раз, когда я вижу ее статус Печатает… я уже заранее знаю, что примерно через полчаса получу нагоняй.
– Она болеет?
– Разве что чрезмерной привязанностью ко мне. Хочет, чтобы я отвел ее в «Бинго Аризона»
[13]. А то одной ей там стыдно выкрикивать номера.
– Ну, поскольку я не собираюсь продолжать расследование, твоей маме недолго осталось по тебе скучать.
Джон кивает, устало улыбаясь.
– Твой друг конспиратор меня отпустил, – говорит он.
И это правда. Ментор сказал ему, что он больше не обязан оставаться. Правда, кое-что к этому добавил. И это кое-что полностью меняет дело.
Антония смотрит на него с подозрением.
– Тогда зачем ты пришел? Попрощаться?
– Нет. Я пришел узнать, что хочешь ты.
– Я тебе уже говорила. Остаться здесь с мужем. И прежде чем ты хоть что-то скажешь, – добавляет она, заметив в его глазах вопрос, – хочу тебя предупредить, что у меня нет желания говорить на эту тему.
– Понимаю. А как же Альваро Труэба?
Она думает очень долго – по ощущениям так недели полторы. Затем подносит ко рту стакан, словно собираясь залить свою неспокойную совесть. Только вот в стакане у нее кока-кола лайт, так что как в кино вряд ли получится.
– Это не моя проблема. Мальчик мертв, и этого не изменить.
– А тот, кто его убил, гуляет на свободе.
– Возможно, мы больше никогда не услышим об этом преступнике.
Джон громко шмыгает носом и отводит взгляд в сторону.
– Что ж, ладно, раз ты так думаешь…
Он достает из кармана пиджака фотографию. Кладет на стойку. На снимке крашеная блондинка с большими карими глазами и выдающимися скулами. Лет тридцати с небольшим. Обычная внешность выпускницы университета, которая находится в начале своего карьерного пути и уже добилась определенного успеха. В камеру она не смотрит, и при этом в ее улыбке сквозит некая сдержанная робость. Чувствуется также и душевная теплота, правда, еще более сдержанная.
Антония сразу понимает, что где-то уже ее видела. И тут же вспоминает, где именно. В глянцевом журнале, на который она как-то наткнулась, гуляя по больнице. Женщина верхом на лошади, светлые брюки, сосредоточенное лицо.
– Это та, о ком я думаю?
– Карла Ортис, – тихо подтверждает Джон, убедившись, что официант отошел к другому концу барной стойки и уставился в телевизор, по которому идет футбольный матч. – Наследница самого богатого человека на свете.
Антония несколько раз моргает, переваривая информацию. А затем издает тяжелый вздох, словно пытаясь выдохнуть из себя все свое чувство обреченности.
– Ее… ее нашли?
– Нет. Нам известно, что она пропала вместе со своим водителем и любимой лошадью. Вчера днем она выехала на машине из Ла-Коруньи по направлению к Мадриду и так и не доехала.
– Может, она попала в аварию.
– Ее отец получил звонок от похитителя сегодня рано утром.
В глазах Антонии начинают двигаться крупнотоннажные грузовики. Джону уже знаком этот взгляд. И он терпеливо ждет.
– Возможно, это наш индивид.
Она не сказала «тот же самый», думает Джон. Она сказала «наш». Тот, которого подкинула нам чертова судьба. Вот ехал бы я сейчас обратно в Бильбао, и по хрен на все.
Ему уже не нужно задавать ей вопрос, но он все равно его задает.
А Антония Скотт дает ему единственно возможный ответ.
Часть вторая
Карла
Ложь завоевывает пространство,
и городским мелким рыбешкам
становится сложно увидеть хоть что-то
сквозь замутненные стекла аквариумов.
Хоакин Сабина / Панчо Варона
1
Затруднение
– Нам нужно обдумать, как лучше приступить к делу, – говорит Ментор.
Он назначил им встречу на площади Парижа, в скверах около здания Верховного Суда. От скверов тут осталось одно название: кроме четырех кое-как высаженных живых изгородей, здесь торчат исключительно камни. Ментор ждал их на скамейке у фонаря. Уже давно стемнело, и на площади кроме них только один мужчина с собакой, беспрестанно обнюхивающей землю.