Красная королева - читать онлайн книгу. Автор: Хуан Гомес-Хурадо cтр.№ 2

– Ни о чем я не думал, – отвечает Джон.

Комиссар проводит рукой по лицу, словно пытаясь стереть свое недоверчивое выражение. Не получается.

– И ладно еще, если бы она тебе нравилась, Гутьеррес. Но ведь ты у нас не по женщинам, разве не так? Или сейчас ты уже на оба фронта?

Джон качает головой.

– А каков был план, – иронизирует комиссар. – Убрать этого уличного отморозка – охрененная идея. Триста семьдесят пять граммов героина – билет в колонию строгого режима. Без смягчающих обстоятельств, безо всяких историй. Без долгих процедур.

План был отличный. Проблема лишь в том, что Джон счел его настолько хорошим, что решил рассказать о нем Деси. Чтобы она знала, что этот ее фингал под глазом, и синяки, и сломанное ребро – все это в последний раз. А Деси, будучи под кайфом, возьми да и пожалей своего бедняжку-сутенера. И все ему рассказала. И сутенер велел Деси спрятаться за углом и снимать все на телефон. А видео продали Шестому каналу за триста евро – нате, заберите – на следующий день после задержания сутенера за наркотрафик. И узел затянулся. Новость появилась на первых полосах всех газет, видео – во всех информационных выпусках.

– Я не знал, что меня снимают, комиссар, – смущенно говорит Джон. Почесывает голову, вытягивая рыжие завитушки. Пощипывает густую бороду, дергая за седые волоски.

И вспоминает.

Руки у Деси жутко дрожали, и кадр получился никудышным, но все необходимое она сумела заснять. И ее кукольное личико потом очень хорошо смотрелось в телевизоре. Она бы «Оскара» могла получить за роль девушки невинного бедняги, оклеветанного полицией. А что до сутенера, то его ни в дневных, ни в вечерних передачах не показали в привычном обличье – в майке-алкоголичке, с коричневыми зубами. Нет, они выставили его фотографию десятилетней давности с первого причастия, еще не переваренного. Прямо сбитый с пути ангелочек, во всем виновато общество и прочая чушь.

– Ты опустил репутацию нашего комиссариата ниже плинтуса, Гутьеррес. Надо же быть таким дебилом. Наивным дебилом. Ты правда ни о чем не догадывался?

Джон снова качает головой.

Он обо всем узнал, когда получил видео по «Ватсапу» между мемами. Не прошло и двух часов, как оно уже разлетелось по всей стране. Джон сразу явился в комиссариат, где прокурор уже громко требовал его голову c яйцами на гарнир.

– Я сожалею, комиссар.

– Ты сейчас еще больше будешь сожалеть.

Комиссар, сопя, поднимается и выходит из помещения – прямо не может усидеть на месте из-за праведного негодования. Сам-то он, конечно, никогда не подменял улик, не обходил уголовный кодекс, не жульничал по мелочам. Так предполагается. Ведь ему-то хватило ума не попасться.

Джона оставили повариться в собственном соку. У него забрали часы и телефон – стандартный прием, чтобы он потерял ощущение времени. Остальные его личные вещи запечатаны в конверт. Занять себя нечем, время тянется медленно, и остается только мысленно карать себя за тупость. Общественность его уже осудила, так что вопрос теперь лишь в том, сколько лет ему придется гнить в Басаури ^[3]. Там, где его уже поджидают дружбаны – трое на одного – со стиснутыми кулаками и желанием расправиться с полицейским, упекшим их за решетку. А может, его отправят подальше отсюда, чтобы защитить: куда-нибудь, где маменька не сможет его навещать. И приносить ему по воскресеньям свои знаменитые кокочас ^[4] в контейнере. Девять лет, пятьдесят воскресений в год, получается четыреста пятьдесят воскресений без кокочас. Плюс-минус. Это как-то чересчур жестоко. А ведь его маменька уже пожилая. Она родила его в двадцать семь, практически невинной, как Бог велит. А сейчас ему уже сорок три, а ей семьдесят. Когда Джон выйдет из тюрьмы, некому уже будет готовить ему кокочас. А может, она вообще сразу умрет от ужаса, когда обо всем узнает. Растреплет ей эта шельма с третьего этажа, болтливая курица, и разразится гром.

Проходит пять часов, а Джону кажется, что все пятьдесят. Ему никогда еще не доводилось долго сидеть на одном месте, так что будущая жизнь за решеткой просто не укладывается в голове. О самоубийстве он не помышляет: Джон ценит жизнь превыше всего, будучи неисправимым оптимистом. Он один из тех, над которыми Бог охотно потешается, высыпав им на голову тонну кирпичей. Но только совсем неясно, как теперь выбираться из петли, которую он сам же себе на шею и накинул.

Джон сидит, погрузившись в эти мрачные раздумья, когда дверь вдруг открывается. Он ожидает вновь увидеть комиссара, но вместо него заходит высокий худой человек. Лет сорока, смуглый, с залысинами на висках, тонкими усиками и кукольными глазами, которые кажутся скорее нарисованными, чем живыми. В костюме. С портфелем. Все дорогое.

Улыбается. Плохой знак.

– Вы прокурор? – удивленно спрашивает Джон.

Они никогда раньше не виделись, и при этом незнакомец держится так, словно домой к себе пришел. Со скрежетом двигает металлический стул по бетонному полу и садится по другую сторону стола, все так же улыбаясь. Достает из портфеля какие-то бумаги и принимается их изучать, словно Джона тут и нет вовсе.

– Я спрашиваю, прокурор ли вы, – настаивает Джон.

– Хм… Нет. Не прокурор.

– Значит, адвокат?

Незнакомец на это фыркает – не то его обидели, не то рассмешили.

– Адвокат. Нет, я не адвокат. Можете называть меня Ментор.

– Ментор? Это имя или фамилия?

Незнакомец продолжает рассматривать свои бумаги, даже взгляда не поднимает.

– Ситуация ваша весьма плачевна, инспектор Гутьеррес. Начнем с того, что вас отстранили от должности с лишением жалованья. И к тому же вам тут предъявлены кое-какие обвинения. А теперь перейдем к хорошим новостям.

– У вас есть волшебная палочка, чтобы все стало как прежде?

– Что-то в этом роде. Вы работаете в полиции больше двадцати лет. Задержали многих преступников. Несколько жалоб из-за несоблюдения субординации. Недостаточное уважение к власти. Предпочитаете выбирать прямые пути.

– Не всегда возможно досконально следовать правилам.

Ментор невозмутимо кладет бумаги обратно в портфель.

– Вы любите футбол, инспектор?

Джон пожимает плечами.

– Иногда могу посмотреть матч «Атлетик». Без особого энтузиазма. Просто «Атлетик» есть «Атлетик».

– Вы когда-нибудь смотрели итальянский футбол? У итальянцев есть такая установка: второго никто не помнит. Им не так важно, как выиграть, главное – выиграть. Ничего нет позорного в том, чтобы симуляцией заработать пенальти. Незаметно пнуть противника – тоже часть игры. Один ученый назвал эту философию говнизмом.