Эти письма Дардена обильно цитировал в своем исследовании Стинакер, внимание которого также привлекло описание внешнего вида казаков. Одежда казаков — свободное платье, напоминающее сутану священника. Некоторые из них носят высокие цилиндрические шапки, некоторые круглые и плоские, «наподобие наших овернцев»; «некоторые одеты в овчинные полушубки, предохраняющие их от холода, некоторые же <…> носят на своих плечах широкий плащ из шкуры медведя. <…> в целом все они были весьма оборваны»
[303].
Дарден отличал регулярных казаков от нерегулярных, но принципиальной разницы между ними не видел: «Есть казаки, которые называются регулярными, они сведены в полки и менее гнусны, чем те, о которых я вам говорил, хотя принадлежат одной нации: они хоть немного соблюдают воинскую дисциплину, в то время как первые к ней совершенно неспособны и большие воры по своему призванию». Склонность к грабежу, полагал Дарден, в самой «природе» казаков: когда они не могут больше грабить врага, они грабят своих офицеров и друг друга, они подошли бы, скорее, шайке разбойников Картуша, чем армии одного из главных суверенов Европы
[304].
Письма Дардена, популяризированные благодаря книге Стинакера, станут источником вдохновения и для других мемуаристов и краеведов. Так, воспоминания о казаках мэра коммуны Море-сюр-Луан, изложенные Г. Лиоре, весьма похожи (вплоть до описания головных уборов казаков) на текст Дардена: «Родом с берегов Азовского моря и берегов Дона казаки были мужчинами татарского типа, среднего роста, бородатыми и некрасивыми. Их одежда состояла из длинного левита, застегивающегося спереди и подпоясанного вокруг поясницы кушаком. Те, кто побогаче, носили разновидность халата из синего сукна с красным поясом. Поверх накидывали еще баранью или медвежью шкуру. Некоторые водружали себе на голову высокую цилиндрическую шапку, другие — круглую широкополую шляпу, похожую на ту, что носят наши овернцы. Об униформе как таковой говорить не приходится, они, казалось, были удовлетворены своей грязной и жирной одеждой <…>. Почти все были верхом, но некоторые ехали в повозках. Слывшие отличными всадниками, они восседали в высоких седлах на длинногривых лошадях, плохо сложенных, но сильных и быстрых. Эти седла, известные как казачьи седла, освобождали на крупе лошади место, которое использовалось для перевозки добычи. Не используя шпоры, они обычно заменяли их кнутом; их пики, с которыми они очень ловко управлялись, достигали от восьми до десяти футов в длину»
[305].
Пьер Дарден, бежавший с места своей первой встречи с казаками, видимо, был серьезно тогда напуган. Профессору доведется в дальнейшем познакомиться с казаками (а также представителями других государств) гораздо ближе: они будут квартировать у него, обедать с ним за одним столом, вести беседы… Но следы первого впечатления от контакта с казаками останутся во всей его последующей переписке. Оборванные больше, чем одетые, в шкурах из овчины или из медведя, которые еще больше усиливали их варварский облик, казаки выглядят у П. Дардена больше зверьми, чем людьми или, в лучшем случае, «полулюдьми-полуживотными», «канальями», склонными от природы к воровству
[306]. Показательно, что с этой первой встречи в его память врезались внешность, одежда, вооружение казака
[307] и исковерканный язык
[308].
Несомненно, внешний вид содержит невербальные сигналы и влияет на подсознание людей. При первой встрече с «Другим» именно его внешний облик настраивает на определенный лад. «Оформление внешности» оказывает большое влияние на формирование стереотипного восприятия человека: складывающийся при первом знакомстве образ регулирует на подсознательном уровне последующее поведение. Разрозненные визуальные ощущения обобщаются в целостное впечатление, а оно уже влияет на последующую рефлексию. Французские мемуаристы, рассказывая о вступлении войск союзников в их города и коммуны, как правило, начинают именно с описания, хотя бы краткого, внешнего облика противника.
Первое, что бросалось в глаза французам — изношенность одежды казаков
[309]. Графиня де Буань, наблюдавшая в Париже донских казаков, занятых починкой своей одежды, оговаривается, что это были регулярные гвардейские казаки, которые редко использовались в качестве разведчиков и потому «им меньше везло в мародерстве, чем их собратьям, казакам нерегулярным»
[310]. Нерегулярные казаки имели «дикий вид» и не имели униформы: анонимный автор «l’Annuaire de Neufchâteau», бывший свидетелем вступления в город казачьих частей из отряда М.И. Платова, отметил: в этом кортеже «не найдешь и двух людей, одетых одинаково»
[311].