1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Гладышев cтр.№ 131

Администрация должна была заботиться об общественном порядке, поддерживать соблюдение законности со стороны местных жителей. Первоочередной, но весьма трудновыполнимой задачей в связи с этим стало разоружение гражданского населения.

Еще 25 января Дарденн свидетельствовал: «Население разоружено; оружие должно было быть сдано в мэрию или коменданту под страхом смерти, но некоторые все же его оставили». Администрация боролась с прячущимися в лесах разбойниками, грабившими на дорогах. В департаментском архиве сохранилось письмо Рэжекура от 20 февраля 1814 г., предписывавшее наказать пятерых французов, виновных в ограблении повозки маркитанта ^[1584].

В письме от 2 марта Дарденн упомянул, что «два француза должны были быть расстреляны за то, что взялись за оружие против врага». Профессор опять сгущает краски, он пишет, что «должны были быть расстреляны», и читатель негодует: как так, расстрелять практически за святое — за сопротивление врагу?! Но, во-первых, а как иначе? Оккупационные власти заботились о собственной безопасности и преследовали любое вооруженное выступление гражданских лиц. Во-вторых, о приведении этой угрозы в исполнение ничего не известно. Напротив, в тот же день в фабурге Бюксерёй были сожжены два дома ^[1585]. Видимо, это и был на тот момент весь ответ оккупационных властей на найденное у населения оружие.

Мэр Шомона 7 марта получил предписание в 24 часа заставить жителей сдать огнестрельное и холодное оружие, порох, пули, свинец, а соответствующий протокол предоставить в Департаментский совет. Тем же гражданам, которые вздумают сохранить оружие или использовать его, грозило разграбление и разрушение дома. Дарденн писал 14 марта, что Рэжекур издал приказ о наказании крестьян вплоть до смертной казни, если они не выйдут из лесов и не вернутся в свои жилища. Профессор называет такое решение «кровавой мерой». Он довольно пространно рассуждает по поводу этого приказа Рэжекура, морализаторствуя относительно угроз, оскорблений и плохого обращения с крестьянами, которые с семьями попрятались в лесах от солдат: теперь же их заставляют вернуться с остатками скотины и пожиток к разграбленным домам. Ему кажется, что если этот приказ начнут претворять в жизнь, то начнется крестьянское восстание: «…несправедливость и тирания толкают народы к бунту» ^[1586].

В ряде случаев крестьяне действительно оказывали вооруженное сопротивление. Те же Дарденн с Жолибуа рассказывают о том, как французским пленным, подвергавшимся «плохому обращению со стороны конвойных», удалось бежать, а местные жители с оружием в руках взялись защищать беглецов от преследователей. Это происшествие вызвало сенсацию в Шомоне. Были посланы войска, чтобы наказать крестьян и вернуть пленных. Говорили, что восставшие деревни будут сожжены, а их мэры повешены ^[1587]. О том же сообщают и современные исследователи: администрации несколько раз пришлось подавлять крестьянские волнения; не считая разрозненных банд; на севере департамента действовал партизанский отряд, который время от времени нападал на представителей оккупантов ^[1588].

Администрация заботилась о том, чтобы состояние «общественного духа» было благоприятно новому режиму. С одной стороны, коммеморации, городские праздники, с другой — борьба с пропагандой в пользу Наполеона ^[1589] Заботой администрации была информационная обработка населения, Дарденн писал о нехватке информации (на это жаловались и многие другие мемуаристы, пережившие осаду и оккупацию в 1814 г.), об «информационной блокаде», о значении пропаганды. В начале января шомонцы возмущались молчанием наполеоновских властей, после оккупации города их не удовлетворяли официальные заявления администрации союзников.

Первой формой официальной информации, которую гражданское население Франции получило от союзников, стали прокламации. Кому-то (как, например, П. Беро из Бар-сюр-Оба) они показались «обнадеживающими», тем более что эффект от них усиливало недовольство «слишком долгим деспотизмом». В результате союзникам удалось расположить население в свою пользу: «Мы хотели их, мы приветствовали их как освободителей и друзей» ^[1590]. Кто-то (например, Дарденн), сопоставляя заверения суверенов в дружбе и поведение их солдат, отзывался о прокламациях исключительно негативно.

Другим источником информации были слухи. Так, 1 февраля от офицеров союзников жители Шомона узнали о сражении 29 января под Бриенном. Союзники с гордостью говорили, что Наполеон отброшен. С этого дня в город стало прибывать все больше войск, которые, пересекая город, кричали: «Париж! Париж!» ^[1591] 8 февраля прошел слух, что союзники заняли Труа. Прибыл русский полк арьергарда. Военные с гордостью подтвердили известие о взятии Труа, а местные роялисты постарались распространить новость как можно шире. С 13 февраля даже в церкви перестали молиться за императора, с 20 февраля стали молиться за короля… Правда, за какого именно, еще не говорили, хотя по рукам и ходила прокламация Людовика XVIII от 1 января. Эти манифестации готовили роялисты, а иностранные военные относились к идеям реставрации Бурбонов с юмором ^[1592].

В письме от 5 марта Дарденн указывает в этой связи на значение пропаганды союзников: в бюллетене союзников говорилось, что французы отброшены к Труа, но Труа тогда союзниками еще не был занят. В бюллетене говорилось, что в плен захвачены тысячи французов. Но через Шомон эти пленные не проходили (по крайней мере, не в таком количестве). Дарденн делает вывод, что в этих бюллетенях столько же лжи и выдумки, сколько и в бюллетенях Наполеона ^[1593].