Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Далримпл, Анита Ананд cтр.№ 20

Немногим владельцам Кох-и-Нура удалось прожить счастливую жизнь, и пусть Ахмад-шах редко проигрывал битвы, его в конце концов победил враг, который был страшней любой армии. С самого начала правления лицо Ахмад-шаха было изъедено тем, что афганские источники называют «гангренозной язвой» – возможно, проказой, сифилисом или какой-то формой опухоли. Когда он одержал величайшую победу в Панипате, болезнь уже уничтожила нос Ахмад-шаха, и на его место прикрепили украшенную алмазами имитацию. Когда же его армия разрослась до орды в 120 000 человек и по мере того как империя Ахмад-шаха расширялась, опухоль, разъедающая мозг, распространилась на грудь и горло и вывела из строя его конечности. Правитель искал исцеление у суфийских святынь, консультировался как с мусульманскими хакимами, лечившими по системе юнани, так с индуистскими святыми людьми, но нигде не нашел исцеления, которого жаждал.

Можно заметить всплеск растущего отчаяния Ахмад-шаха в середине 1760-х годов – в описании путешествия странствующего индийского праведника по имени Пурн Пури. Пури, поклявшийся держать одну руку поднятой всю оставшуюся жизнь, во время паломничества в Афганистан вместе со своими спутниками столкнулся с тридцатитысячной армией Ахмад-шаха возле Газни. У садху (аскетов) была причина для опасений, так как Ахмад-шах уничтожил как индуистские храмы в Матхуре, так и сикхские святилища в Амритсаре, поэтому они сели на землю, чтобы дать армии пройти, оставаясь, насколько это возможно, незаметными. Ахмад-шах, однако, заметил их и в тот же вечер послал за ними.

Пурн Пури писал: «(Шаха) в течение некоторого времени беспокоила язва в носу, поэтому он сказал мне: «Факир! Ты являешься уроженцем Индии. Ты знаешь лекарство от этой болезни?» Я ответил, что не знаком ни с одним средством, способным удалить причиненное Господом и добавил: «Вспомни, о, король! С тех пор как у тебя появилась эта язва, ты сидишь на троне». Мое утверждение король одобрил, поскольку знал – это правда. Потом он обратился к своему министру, шаху Вулли-хану, и произнес:

«Пусть факиров посадят на слонов, направляющихся в Герат, и пусть дадут письменные приказы, чтобы в каждой деревне, где они могут остановиться, их снабжали провизией, пока путники не достигнут Герата» ^[123].

По мере ухудшения здоровья Ахмад-шаха империя Дуррани начала проявлять первые признаки распада. Сикхи, которых он неоднократно побеждал, но никогда не мог усмирить, шли по пятам армии Ахмад-шаха во время его последнего отступления из Индии в 1767 году, и пока Ахмад-шах поднимался по Хайберу, захватили величайшую крепость в Пенджабе, Рохтас, и взяли под контроль земли к северу до самого Равалпинди.

К 1772 году черви падали с верхней части гниющего носа Ахмад-шаха в его рот и пищу, когда правитель ел. Отчаявшись найти лекарство, он слег в постель в Мургхе, на холмах Тоба, где обитало племя ачакзай и куда он отправился, спасаясь от летней жары Кандагара ^[124]. По выражению одного наблюдателя: «Листья, а затем и плоды его финиковой пальмы упали на землю, и он вернулся туда, откуда пришел» ^[125].

Низкорослому сыну Ахмад-шаха, Тимур-шаху, удалось удержать в своих руках центральные районы империи, завещанной ему отцом. Он родился в Персии, в Мешхеде, и не выучил пушту, предпочитая персидский, и не любил грубые манеры, которыми отличалась дурранийская знать. Вместо них он окружал себя персидскими суфиями, учеными и поэтами.

Тимур-шах перенес столицу из Кандагара в Кабул – подальше от центра беспокойных пуштунских земель, и сформировал свою королевскую стражу из кызылбашей – шиитских колонистов, впервые прибывших в Афганистан из Персии с армией Надир-шаха. Как и кызылбаши, его двор был персоязычным и основанным на персидской культуре: культурные модели Тимур-шаха во много основывались на образцах тимуридских предшественников или, как их называл Роберт Байрон ^[126], у «восточных Медичи».

Человек прекрасного вкуса и культуры, Тимур-шах создал великолепные павильоны и разбил сады в классическом стиле в обоих фортах Бала-Хиссар – в его летней резиденции в Кабуле и в Пешаваре, где правитель предпочитал проводить зиму. Тимур-шаха вдохновили рассказы его старшей жены, могольской принцессы, выросшей в Красном форте Дели с его дворами, где били фонтаны и росли отбрасывающие тень плодовые деревья. Тимур-шах, как и его могольские родственники со стороны жены, умел демонстрировать свое величие. «Он строил свое правление по образцу великих властителей, – сообщается в «Сирадж уль-Таварих». – Он носил усыпанную алмазами брошь на своем тюрбане и украшенную драгоценными камнями ленту через плечо. Его одежду украшали драгоценные камни, он носил Кох-и-Нур на правом предплечье и рубин Факрадж – на левом. Его Высочество Тимур-шах также поместил инкрустированную брошь на лбу своей лошади. Поскольку он был невысокого роста, для него сделали драгоценный стул-стремянку. Куда бы правитель ни направлялся, он всегда использовал его, чтобы сесть на лошадь» ^[127].

Подобно своему современнику Наполеону, бывшему также небольшого роста, сын Ахмад-шаха оказался замечательным полководцем. Хотя он потерял персидские и синдские территории империи своего отца, но упорно боролся за ее ядро – Афганистан: в 1778–1779 годах он усмирил мятежный город Мултан, вернувшись с головами нескольких тысяч сикхских повстанцев, груженными на верблюдов. Затем головы выставили на обозрение как трофеи ^[128].