За черным окном – море тюльпанов - читать онлайн книгу. Автор: Николай Пернай cтр.№ 72

И вот тут я столкнулся с тем, что очень поощрялось тогда партией, – с письмами и жалобами «трудящихся». Они с угрожающим постоянством писались на меня в разные инстанции. Наблюдалась интересная картина: чем энергичнее я и наша команда брались за дело, чем больше сил тратили на то, чтобы выстроить простую и понятную всем систему действий, тем чаще писались жалобы, причем почти всегда – анонимные.

Начало нового года также было отмечено очередной анонимкой в адрес горкома партии, в которой некий «информатор» – так было подписано – подвергал мои умственные способности и деловые качества сомнению, приводил фантастические по своему неправдоподобию факты моей половой распущенности и профессиональной несостоятельности.

Как всегда явилась в техникум проверяющая комиссия, члены которой около месяца что-то высматривали, выспрашивали и извели много бумаги. Потом было проведено общее собрание коллектива, на котором было сказано, что «факты» не подтвердились, но психологический климат в коллективе нехороший, в чем повинна и администрация техникума. И мне в очередной раз погрозили пальчиком. Вроде вежливо, но погрозили.

На душе было скверно. Сколько же можно?!.

Стало пошаливать сердце – тахикардия, боли под левой лопаткой, одышка; стала подергиваться левая щека. Все это, правда, имело место дома, после работы. На работе, конечно, – ни-ни, никакого уныния! И – хвост пистолетом.

Но то были цветочки. Ягодки пошли после Дня Советской Армии и были связаны с именем девочки-первокурсницы Коншаковой.

Дело было так.

24 февраля после обеда мне позвонил начальник 3-го отделения милиции и спросил, в какой группе числится Коншакова. С милицией мы имели дело нечасто, но достаточно постоянно. Из более чем тысячи учащихся примерно раз в месяц кто-нибудь залетал в основном по мелкому хулиганству, реже по пьянке. Подростки, трудный возраст.

Я открыл алфавитную книгу, быстро нашел нужную фамилию и ответил:

– В группе Т-112. А что случилось, майор?

– Убийство.

Меня будто молотком стукнули по макушке. Всякое у нас бывало, но только не это.

– Убийство совершила гражданка Коншакова Ольга Ивановна, – сухо пояснил майор. – Поскольку она несовершеннолетняя, прошу прислать к нам педагога, в присутствии которого мы сможем ее допросить. Это пока все. Конец связи.

Я распорядился найти и немедленно отправить в милицию преподавателя органической химии Веронику Абрамовну Кулёмину. Она была классным руководителем группы Т-112, технологов первого курса.

Вечером того же дня бедная Кулёмина, вернувшись после допроса в милиции, рассказала мне подробности. Вероника Абрамовна была женщина в годах: ей было за 60. Она часто болела и выглядела немощно и старовато; согбенная походка и тусклый взгляд ее на морщинистом лице наводили на мысль об отсутствии интереса к окружающему миру и увядшей душе. С детьми она виделась редко, и руководство группой было ей в тягость. Ее назначение было вынужденным – хороших педагогов-организаторов не хватало.

Рассказ Кулеминой сопровождался ежеминутными спазматическими всхлипами.

– Все произошло сегодня утром. Оля и Надя были подружками. Весь вечер вчера они гуляли с парнями на квартире у Нади. Отмечали праздник Советской Армии, пили вино, самогон, танцевали. Веселились, одним словом. Родителей не было. Всю ночь парни и девчонки были вместе. И вдруг Оля приревновала парня, с которым дружила, к Наде. Что там было на самом деле, неизвестно. Оля сказала, что пойдет домой. Она жила рядом. Дома был пьяный отец, который полгода назад вернулся из тюрьмы. Говорят, он долго сидел за убийство. Оля нашла остро отточенный отцовский сапожный нож, спрятала его в рукав и вернулась к месту гулянки. Было раннее утро, но компания продолжала веселиться. Оля предложила всем прогуляться. Все оделись и вышли на улицу. «Пойдем, поговорим», – предложила Оля подружке. И они с Надей зашли в подвал дома. Через три минуты Оля вышла из подвала и сообщила компании: «Я ее кончила».

Рассказав все это, Кулёмина зарыдала в голос:

– Что теперь будет? Что будет? Ведь Оле всего пятнадцать, а убитой и вовсе было четырнадцать лет.

Что будет, нетрудно было догадаться. Коншаковой предстояло следствие, суд, а нас, педагогов, у которых она проучилась пять месяцев и двадцать три дня, будут долго-долго бить и учить, как надо заниматься коммунистическим воспитанием.

Через месяц мое персональное дело рассматривалось на бюро горкома партии. Мне были предъявлены обвинения в неудовлетворительном состоянии воспитательной работы с учащимися и во многих других больших и малых грехах, и за якобы «отсутствие системы в организации профилактики правонарушений», «неудовлетворительную работу с педагогическими кадрами» было предложено… исключить меня из рядов партии.

Этого я никак не ожидал…

Как многие, Павел был вполне сознательным и преданным коммунистом, но не потому, что считал партию лучшей частью человечества. Просто партия была всесильна и вездесуща, и без нее ничего серьезного в том деле, которым он занимался, происходить не могло. Но одно дело работать под неусыпным покровительством партийных органов и при всей их недоверчивости время от времени получать поддержку, другое – быть отторгнутым, исключенным из партии. Это – волчий билет! С последующим освобождением от работы.

Однако после полуторачасового, весьма нервозного, обсуждения решено было смягчить вердикт: за все прегрешения мне был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку.

Слава Богу, хоть не исключили!

Шатаясь, ни жив ни мертв я вышел из горкома.

Это было весной. Потом было лето. С утра до ночи я занимался привычными делами: выпуск техников – заседания аттестационных комиссий – поездки на новостройку – встречи с руководителями практики на Комплексе – новый прием – собеседования с абитуриентами – скандал в отделе оборудования Комплекса: не оформили заказ на поставку стендов для новой лаборатории процессов и аппаратов, надо идти к директору Комплекса – опять сорван график поставки стеновых панелей, надо ехать на комбинат «Железобетон» – поездки по базам: надо попросить взаймы десяток больших палаток для поездки на картошку – заседания педсовета – директорские часы и прочее и прочее.

Работал на автопилоте.

В июле отправил жену с ребятишками в Молдавию, к маме. В августе встретил их в аэропорту, веселых, загорелых, с рюкзаком спелых груш и двухведерным горшком вишневого варенья.

Но у меня появились новые проблемы: резь в глазах и невозможность смотреть на оконное стекло, загрудинные боли, отдающие в левую лопатку, одышка. Поднимаясь на четвертый этаж, я задыхался, обливался потом и отдыхал на каждой площадке. Участковый врач, милейшая и добрейшая Галина Ивановна, прослушав и обстукав меня, сказала:

– Нужен отдых. Иначе будет плохо.