За черным окном – море тюльпанов - читать онлайн книгу. Автор: Николай Пернай cтр.№ 45

Все, работа сделана. Поддон с блоками лежит на подмостях, освободившуюся клеть можно удалить. Я уже поднял было руку, чтобы отдать команду на поднятие клети, как вдруг доски, на которых я стоял, треснули, поддон резко просел, из него вывалились и полетели вниз три шлакоблочины, и вместе с ними какая-то неведомая сила опрокинула меня и бросила тоже вниз.

Я не сразу сообразил, что поддон с блоками лег на подмости прямо над пустой, незаполненной ступенями, лестничной клеткой. Начал падать в эту пустоту и вспомнил, что там внизу – камни. И вдруг ужасающая истина пронзила меня: я падаю именно на эти камни, о которые нельзя не разбиться.

С предельной ясностью пришло осознание того, что это – конец. Конец моего сегодняшнего злополучного дежурства, конец моей работы здесь на этом сером доме, конец общения с людьми, к которым я начал привыкать, конец моей учебы в московском институте, конец моим мечтам о другой, более интересной жизни, и вообще – это конец (какое странное слово!) моего пребывания в этом странном мире, в котором я еще только учился, но еще не совсем научился жить.

Неожиданно время прекратило свой бег и остановилось. Падая, я пытался ухватиться за подмости – не получилось, я летел на куски каких-то досок и арматурин, которые горизонтально (слава Богу – не вертикально) торчали из стен, вместе со мной с одинаковой скоростью парили в воздухе три шлакоблока (но только три! – больше ничего). Изменить что-либо было невозможно – я падал прямо на острые обломки блоков и камней, которые за последние месяцы накопились на дне лестничной клетки, падал, и в мозгу стучало одно и то же: «Ну, все! Ну, все! Ну, все!» – и я понимал, что, наверное, это мои последние мысли.

* * *

Первым сообразил, что случилось, Сашка-крановщик. Он наконец-то с ужасом понял, что натворил сам: громадная клеть, вмещавшая три кубометра блоков, висела на крюке его крана на четырех тросах в том положении, в котором ее принял дежурный Павел, а отцепленный поддон, сильно накреняясь, лежал на хлипких подмостях, которые, казалось, не выдержат тяжести и вот-вот треснут… И тогда вся масса шлакоблоков вместе с поддоном полетит вниз, вслед за человеком… Сашка дико взвыл от боли, которая его пронзила, и от осознания того, что произошло, и закричал в своей будке что было сил:

– Карау-у-у-ул! Помоги-и-и-ите! Человек упа-а-а-ал!

Среди рабочих, тех кто был наверху, произошло какое-то движение: курильщики «плана» остолбенело уставились на кричащего Сашку, остальные вскочили, но не двигались с места, не зная, что делать. Было понятно, что человек упал в пустоту лестничной клетки, а поддон с блоками висит на честном слове и в любой момент может сорваться и сыграть вниз. Если попробовать снова закрепить клеть, то поддон не упадет. Но вряд ли можно это сделать. Не успеть! Значит, рано или поздно все шлакоблочины могут полететь вниз? Что же делать?

Пока народ раздумывал и прикидывал, дядя Вася, кряхтя, тихо спрыгнул с подмостей и, прихрамывая, побежал вниз. Он спустился на первый этаж, потом нашел ход в подвал и почти ползком – потому что иначе по камням было не пробраться – пролез на дно лестничного проема.

Павел лежал на камнях почему-то сбитый в комок. Он не дышал. Дядя Вася попробовал перевернуть его. Лицо Павла было все в крови, кровь сочилась также с затылка; комбинезон его был порван во многих местах, из которых тоже обильно шла кровь. Дядя Вася попробовал поднять своего товарища, но не смог.

– Офф, Доамне, Доамне! ^[6] – в отчаянии произнес он на родном языке. Попробовал тащить Павла за ноги – тоже не вышло.

Но тут приползли еще два человека, Виктор Чайка и бригадир Карнаухов. Втроем они кое-как вытащили Павла из подвала на первый этаж и положили прямо на бетонный пол. Виктор приложил ухо к груди Павла и сказал:

– Вроде жив…

И тут вдруг произошло нечто апокалиптическое, сверхъестественное, то, чего никто не ждал и ждать не мог: задрожали стены и раздался ужасный, поначалу непонятный, невероятный, оглушающий гул и грохот, свидетели которого, как они потом рассказывали, запомнили его на всю жизнь. Это был камнепад, точнее, шлакоблокопад! Всё же, как оказалось, там, наверху, нарушилось какое-то равновесие, подмости не выдержали тяжести поддона, и все три кубометра бетонных блоков полетели вниз.

Если бы внизу кто-то находился, то его не скоро откопали бы из груды камней.

Вовремя вытащили Павла. Ох, вовремя!! В рубахе, видать, он родился.

От грохота и сотрясения стен и перекрытий Павел очнулся, открыл глаза и снова закрыл.

Сознание то включалось, то выключалось. Воздуха не хватало. Воздуха. Боже мой, мелькало в мозгу, что со мной сделалось? Почему невозможно дышать? Почему нет воздуха? Куда меня запихали? Где я?

Кто-то совсем близко пробубнил: «Бери его под мышки…»

Я подумал, кто бы это мог быть, но так и не догадался. Меня куда-то тащили, поднимали, клали, снова поднимали и несли, кто-то впереди спотыкался и тихо матерился, и я никак не мог понять, что к чему, потому что все качалось и плыло.

– Надо вызвать скорую помощь, – сказал кто-то отчетливо.

Я соображал: кому-то понадобилась скорая помощь. Ну, что ж, раз нужно, конечно, пусть вызывают.

– Главное, – сказал опять кто-то, – чтоб позвоночник был цел.

Теперь я узнал этот голос: он принадлежал бригадиру Карнаухову.

– Будем надеяться, – произнес другой голос, который я хорошо знал: это был голос моего друга Виктора Чайки. – Надо только положить Пашку на щит из ровных досок.

Я, наконец, с трудом открыл глаза – они все никак не открывались, словно с глубокого похмелья. Говорили, оказывается, обо мне.

Виктор нагнулся ко мне и громко спросил:

– Ожил, наконец?

У него были потные растерянные глаза и грязное лицо с налипшей цементной пылью.

Я молчал. Хотел что-то сказать, но не мог.

За спиной Чайки я увидел серую шлакобетонную стену, которая уходила круто вверх и казалась очень прямой и тяжелой. Стена медленно валилась на меня. Она валилась и валилась до тех пор, пока меня не стошнило…

Сознание стало возвращаться. Меня положили на деревянный щит и снова понесли. Мелькали лица, их почему-то было много. Вытягивались любопытные шеи, и люди с беспокойством спрашивали, что случилось. Разные голоса негромко объясняли, что каменщик из вербованных, Пашка-студент, сорвался с лесов и разбился. Потому что была трехэтажная высота да еще подвал.

Принесли меня к конторе управления. Вскоре подъехал «уазик» скорой помощи и меня втащили в кузов вместе со щитом.

* * *

В приемном покое больницы я пришел в себя окончательно. Пожилая медсестра, увидев, что от моего комбинезона остались одни лохмотья, пропитанные грязно-красной жижей, вооружилась ножницами и стала разрезать на мне одежду. Разрезав и бросив в тазик остатки правой штанины, затем левой, потом разрезав тряпки на груди – здесь было несколько ран, – сестра быстро промыла их раствором марганцовки, наконец освободила и быстро обработала руки и голову. Все тело с ног до головы было в ранах. Все болело, болело одновременно во многих местах снаружи и изнутри.