За черным окном – море тюльпанов - читать онлайн книгу. Автор: Николай Пернай cтр.№ 30

– Е-е-е-есть! Две дробины попали!

Тетка продолжила свое тяпание. Я перезарядил самопал. Теперь вместо дроби я вложил две картечины и передал ствол Бомбе. Он долго целился, тоже с колена, наконец выстрелил. Снова раздался неимоверный грохот; я кинулся к мишени и едва успел разглядеть застрявшую в доске картечину, как сверху до нас донесся крик:

– Эй вы, бандиты!

Кричала тетка с тяпкой. Однако откуда ни возьмись из-за холма выскочили еще две женщины. С устрашающими возгласами они втроем бросились с тяпками вниз, или, может быть, сделали вид, что бросились. На нас с Ленькой.

– Бандиты! Бандеровцы! – кричали женщины, потрясая тяпками. – Счас мы вам покажем!

Что было делать? Мы с Ленькой побросали все свое огнестрельное барахло в мешок и – ходу!

Через несколько мгновений добежали до лесополосы. Ну а там среди деревьев – ищи-свищи. Женщины, видать, тоже одумались. Остановились.

– Да-а-а, – сказал Бомба, переводя дух. – Много шухера наделал наш «менлихер».

Мы продолжили путь домой, уже не спеша.

Несмотря на некоторые неудачные моменты, испытание нового оружия можно было считать успешным.

– А как точно бьет! – не унимался мой приятель. – Главное, кучно.

– Да, – соглашался я. А про себя подумал: «Что мне теперь делать с этим самопалом? Это ж не просто пукалка».

В течение следующей недели Ленька предлагал побродить с самопалом по полям, поохотиться подальше от людей. Я и не отказывался, и не соглашался. Тянул.

Наступил воскресный день. Мои родные ушли в церковь, и я решился. Положил в мешок ствол, по карманам рассовал припасы и двинулся в направлении глодянского шляха, где было много лесополос. Надо, задумал я, попробовать пострелять по живым мишеням: может быть, по воронам, лесным голубям, а может, по зайцу или лисе. Если повезет.

Дошел до лесополосы и пошел вдоль нее по дороге. Деревья, освещенные радостным весенним солнцем, благоухали молодой зеленой силой: здесь росли и крепкие дубки, и щетинистые сосенки, и мелколистные акации, и пирамидальные тополя, и неприметные карагачи, и благородные грецкие орехи, и одичавшие вишни и яблони, и абрикосовые деревья. Это была мичуринская лесополоса, одна из многих, посаженных всего шесть-семь лет назад вдоль и поперек по всей безлесной Бессарабии.

По полю с пробившимися всходами то ли свеклы, то ли турнепса перепархивали с места на место три больших вороны, поминутно горланя свое «ка-а-р! ка-а-а-р-р!».

Вот я вас сейчас, подумал я, доставая из мешка свое оружие. Но как только начал заряжать самопал, вороны подхватились и дружно отлетели на безопасное расстояние. Я закинул ствол на плечо – птицы опять подпустили меня близко, но как только я брал самопал наизготовку, они тут же быстренько улетали подальше. Так повторялось еще раза два, и стало понятно: вороны знают, что я могу стрелять, и точно знают, когда надо меня опасаться. Они хитры и на расстояние выстрела к себе не подпустят.

Я вошел в лесополосу. Было прохладно и свежо. Здесь было полно живности: воробьи шумными стайками суетились то в одном, то в другом месте. На меня они не обращали никакого внимания, впрочем, как и я на них. Но вдруг над моей головой послышалось хлопанье крыльев и что-то яркое и большое быстро пролетело вперед. Бегом, не прячась, я проскочил мимо густого кустарника и увидел на невысокой пушистой сосенке большую птицу, которая сидела на верхней ветке. У нее была маленькая головка цвета бледного яичного желтка с высоким хохолком и такая же грудка, а крылья и хвост переливались цветами радуги, от буровато-красного до индиго. Ничего похожего я никогда не видел – птица райская, да и только. Она почему-то не сидела спокойно, а постоянно теребила лапками ветку, вздергивала крылья и издавала довольно неприятные звуки. Я подошел к ней шагов на двадцать, и она, сильно хлопая многоцветными крыльями, взлетела и полетела дальше с теми же странными звуками. Я опять подходил к ней, и она опять улетала. О чем она кричала? Крики были резкие, отрывистые, скрипучие, совсем не соответствующие ее красоте.

Нужно было остановиться и оставить птицу в покое. Но я никак не мог понять, что за существо явилось мне. Да и азарт какой-то проснулся. Что ж она не улетает насовсем? Подальше? Вон, вороны улетели, и не видать их. Дразнится она, что ли?

И в один из моментов, не совсем понимая, что и зачем, следуя какому-то невнятному посылу – сейчас я ей всыплю! – вскинул свой самопал.

И – выстрелил.

Тут же что-то ударило: не надо было!

Но дело сделано.

Птица камнем упала на вспаханную землю рядом с молодым дубком, и ее тревожные крики тут же прекратились.

Я подбежал и остановился, потрясенный увиденным. Райская птица неподвижно лежала на спине, широко раскинув свои яркие, роскошные крылья. На нежной ее грудке зависла капелька вишневой крови. Она была мертвая.

Я еще не понимал, что произошло…

Казалось, еще можно что-то сделать, что-то вернуть. Но – что? Как? Как переделать мертвое в живое?..

В растерянности встал я на колени перед созданием, которое явилось с небес. Большие янтарные глаза живо смотрели на меня без всякого укора и сожаления, будто говоря: «Вот такая я красивая!»

Как же так?.. Я же не знал… Я же совсем не то хотел…

Но тут кто-то сильно сжал мою грудь железными клещами… Трепыхнулось и замерло сердце… Сперлось дыхание… И вдруг слезы сами по себе хлынули откуда-то изнутри.

Руками, потому что земля в междурядье была мягкой, я вырыл ямку и уложил в нее убиенное мною существо. Птица оказалась величиной чуть больше голубя, но крылья и хвост были непомерно большие.

Никому я не рассказывал об этом своем отроческом грехе. Иногда кажется, что ничего такого не было.

Но это все же было. И райская птица тоже была.

Ленька Бомба еще несколько раз предлагал пойти пострелять. Но я отмалчивался. Предлагал он также купить мой самопал за большие деньги. Я молчал.

Потому что сразу же после «охоты» я утопил свой самопал в выгребной яме.

И больше никогда ни в кого не стрелял.

Возрастом он был немного старше меня – лет четырнадцати. Почти парубок. И роста довольно высокого, но казался небольшим из-за того, может быть, что ходил, втянув в туловище стриженую наголо черную голову. Был нелюдим, ни с кем из нашей магалы не общался и, хотя учился в обычной школе и даже вроде перешел в шестой класс, а по возрасту должен был уже заканчивать семилетку, считался порченым. Если с ним кто-то заговаривал, он отвечал односложно, исподлобья недоверчиво глядя на собеседника и шмыгая носом. Сколько помню, из его правой ноздри всегда свисала длинная капля желтовато-зеленой жидкости. Поэтому наша пэмынтенская шпана звала его Шмаркатый. Сянька Шмаркатый.