Силой выпутавшись из крепких рук, она поднялась и сердито оглядела хмурых мужчин.
— Ратимир! Яр мой муж. И он спас нас!
Брат аж с лица переменился, помрачнел весь.
— Он… муж?! Нелюдь этот ошпаренный?!
Яр подобрался. Мощное тело напряглось, как перед броском, а из груди вырвался злобный рык.
— Да, муж! Любимый и единственный!
Рык тут же утих. И напряженные плечи чуть расслабились. А зря. Про его предательство Лана ни на миг не забывала!
— Да в своем ли ты уме, сестра! — воскликнул меж тем Ратимир, — Насильника любимым звать!
Она дернулась, как от жестокой пощечины. Давно похороненные ею воспоминания на миг воскресли и тенью себя прошлых пронеслись перед глазами. Но и этого хватило Ратимиру, чтобы все понять и вновь угрожающе вскинуть оружие.
— Ты лгал мне, пес меченый! Лгал! Лана, уйди! Припомню я ему всю твою боль…
Каждое злое слово ее брата ранило хуже ядовитой стрелы. Яр так и окаменел, брови нахмурил. Ну уж нет, довольно! Пора бы Ратимира в чувство привести. Лана решительно шагнула к раздухарившимуся княжичу и ладошкой отвела меч в сторону.
— Очнись брат! Погляди на меня! Разве бы стала я защищать нелюбимого? Назвала бы ненавистного мне мужчину единственным? Да, не гладко поначалу шло. Но что было, то сплыло! Теперь он мой муж! Отец моих детей! И сердце мое на веки вечные одному лишь ему принадлежит!
Обескураженный ее пылкой речью брат растерянно покачал головой.
— Но ведь…
— И слушать ничего не хочу! — оборвала княжна.
— Твой брат во многом прав, — глухо раздалось со спины. Ох, а вот и муженек ее дорогой голос подал. Славно!
— А ты! — кинулась княжна к помрачневшему мужу, — Ты молчал бы лучше! Забыл свои обещания, да?! Моего брата любимого и в застенок! На погибель верную! Как у тебя совести хватало в глаза мне смотреть, бесстыжий!
Глядя на творящееся перед носом, Ратимир чувствовал себя ушибленным на всю голову. Его нежный Лучик, тихая сестрица сначала его осадила, а теперь и за чудище взялась! Бойко отчитывала огромного, страшного нелюдя, а тот лишь глаза в сторону уводил, аки дитя кроткое. Ни рыка в ее сторону, ни пол слова. От удивления княжич даже о ненависти своей позабыл, смотрел на весь этот балаган и поверить не мог. А надо было! Врал ему Вьюн. Брехал как сивый мерин. Никакая Ланушка тут не пленница. Жена самая настоящая.
Гневная речь сестры становилась все тише и прерывистей. Девушка вдруг пошатнулась и опять схватилась за шею. Оборотень вмиг всю покорность растерял, сгреб тяжело дышащую княжну в объятья и заявил:
— Надо уходить!
— Скатертью дорога, — обронил Ратимир, — только без меня и сестры моей!
— Яр, его ведь убьют в Стае, — тихо молвила княжна.
Оборотень крепче прижал к груди свою ненаглядную. Внутри все еще гуляла мелкая ледяная дрожь животного ужаса вперемешку с испепеляющей злобой. Волк рвался обратно в поселение. За Лучезаром, ходячим покойником, что дерзнул покуситься на его жену. Десна зудели от проступающих клыков и он был как никогда готов был разодрать врага на сотню частей. Перекусить гнилой хребет, сполна наслаждаясь предсмертным скулежом издыхающего пса. Но пусть в груди кипела пламенная жажда крови, Яр так и остался стоять, ни на волос не двигаясь в сторону Белокаменной. Ланушка была права. Ничего хорошего в поселении княжича не ожидает. Хитрый Лучезар не зря выманивал своих жертв на волю. Мыслил на несколько ходов вперед. Хотел обвинить княжну в пособничестве пленному. Давно он искал повод, чтобы пошатнуть власть Всемира.
— Лучезар знает о том, чей ты сын?
— Знает, — буркнул княжич. Яр покачал головой. Вот же бестолочь! А все же, как не прикидывай и так и эдак плохо выходит. И отпустить княжича нельзя, и обратно вести — смерть верная. Ланушка привалилась к его груди, слабея с каждым мгновением все более. А он блуждал взглядом по развороченной поляне, мучительно выискивая способ поправить их незавидное положение.
Его нерадостные размышления прервал тихий шум приближающихся шагов. И Яр уже готов был повторить недавний бой, но из-за темных стволов, на залитую лунным светом полянку выскользнула сгорбленная фигурка.
— Дарина, — и почему он не удивлен ее появлением? Как что не случится — ведьма тут, как тут.
— Яр, — проскрипела она глухим и каким-то усталым голосом, — Успел… Ох, успел, слава Богам Светлым.
Княжич насторожился при виде старухи, но чудить не стал. Внимательно и очень задумчиво смотрел на приблизившуюся ведунью.
— Сестра я ее, — произнесла вдруг Дарина, глядя на удивленного юношу, — но не забивай свою головушку бедовую княжич, о другом скоро думать придется.
К чести Ратимира лишних бесед он вести не стал, а ведунья проковыляла к затихшей княжне и узловатым пальцем мазнула по высокому челу. Девушка обмякла.
— Пусть поспит, — успокоила она встрепенувшихся мужчин, — сил у меня немного, но поправить ее здоровье хватит.
— А дети? — выдохнул Яр.
— С детьми все хорошо, а вот вам и худо стать может, если скорее отсюда не уберетесь.
— Надо добраться к одному из моих убежищ, — решился Яр. Хоть там и камни голые, но переждать пару дней можно. Дарина покачала головой.
— Нет Яр. Отсиживаться и у моря погоды глупо теперь. Как не хотела я положенного часа дождаться, а видно не судьба. Не Лучезар твой главный враг, и уж точно не князь. Он лишь кукла в руках Чернобога и слуг его. Пора же и нам зубы показать, наведаться в их логово.
Пусть холод больше не кусался так зло, но по телу Ратимира прошелся озноб. Ох, догадывался он, где их логово… Ведунья кивнула.
— Княжий терем.
— Как? — опять зарычал Яр, — Не раз я пытался подобраться к столице!
— Я бы мог, но наказом Беригора не смею появляться там до летнего равноденствия, — возразил Ратимир.
— Есть способ, — пообещала Дарина, — но говорить мы о нем будем не посреди снежной поляны, а на северной заставе. И время не терпит!
Яр и смотреть в сторону вражьего поста не желал, но резон в словах ведуньи имелся. Там Ланушке было безопаснее всего.
— И не надейся силой забрать мою жену. Руки отгрызу, — честно предупредил он княжича. Тот в одночасье вспыхнул:
— Смотри, как бы я тебе перед этим зубы не повыбивал!
— Хватит уже! — прокаркала знахарка, обрывая начало ссоры, — Воевать потом будете, а сейчас не до жиру.
И Дарина очертила руками воздух, заставляя снег завихриться белым облаком. Внешне Ратимир остался спокойным, но внутри от удивления и радости тихо екнуло. Осевшая снежная завеса обнажила пусть хлипкие, но еще годные саночки, на которые нелюдь очень осторожно уложил его сестру. А ведунья тем временем укрыла спящую девушку теплой накидкой. Но чудеса на этом не кончились. Выудив из снега еловую шишку, она тихо пошептала над ней и вот уже на сморщенной сухенькой ладошке важно поводит усами упитанная мышь.