— Путане? — с любопытством спросил Грэм. — Право же, Грэйс, тебе надо перестать читать эти книги.
— Не смей пытаться над этим шутить!
— А как мне воспринимать тебя серьёзно, когда ты используешь слова вроде «путаны»?
— Это хорошее слово, — настаивала она.
— Для моей бабушки — возможно. Эти книги превращают твои мозги в опилки.
— Они и так из опилок, и отлично работают. К тому же, я ничего не могу с собой поделать. Любовные романы меня привлекают.
— Не знай я обратного, я мог бы обвинить тебя в том, что ты читаешь их ради постельных сцен, — сделал наблюдение он.
— Это — Мойра. Я же читаю их ради приключений и эмоционального просвещения.
Грэм тихо засмеялся, хотя это и послало уколы боли по всему его телу:
— Эмоциональное просвещение? Ты — очень своеобразная мишка.
Она засопела:
— Я предпочитаю считать себя «утончённой».
— Как бы то ни было, мы, возможно, получили именно то, чего ты всегда хотела.
— Это не смешно, Грэм. Я этого никогда не хотела.
Он медленно поднялся, и сумел встать, хотя его тело изо всех сил убеждало его в том, что это было очень плохой идеей.
— Подумай об этом со стороны. Отстранись немного от себя и от этой ситуации, и она будет выглядеть очень похожей на что-то со страниц одной из твоих книг. У нас есть любовь, предательство, таинственные злодеи, ищущий искупления грехов глупец, и девица в беде.
— Я не в беде, — запыхтела медведица.
— Я имел ввиду Айрин, — поправил он. «Формально говоря, ты и не девица к тому же», — подумал он, но не осмелился бы это сказать.
— Если я кто и есть, так это глупец, ищущий искупления. Мне следовало быть здесь.
— Это — я, — сказал Грэм. — Это я ей доверился, и выдал местоположение этого дома.
— Не говори глупостей.
— Тогда кем бы ты меня назвала?
Грэйс выпрямилась, прежде чем объявить с великой торжественностью:
— Ты — мой неуклюжий, но верный помощник. Комичный персонаж в нашей грязной истории.
Он уставился на почерневшую и грязную мягкую игрушку. Она провозгласила своё объявление с такой искренностью, что он начал смеяться вопреки себе. А потом потерял и так уже шаткое равновесие, и упал. Боль заставила его смех резко оборваться.
— Ох! Чёрт! Больно-то как.
Она похлопала его по голове:
— Нельзя не любить неуклюжего, но верного спутника.
Он снова засмеялся, хотя от боли у него на глазах наворачивались слёзы.
— Пожалуйста, прекрати, Грэйс. Мне слишком больно смеяться.
— Таков твой удел, несчастный ты человек, — сказала она ему.
— Если ты — героиня нашей истории, то кому в конце достанется девушка?
Грэйс зыркнула на него:
— Даже не намекай на это. Если кто и поцелует эту шмару, так это я.
— Э?
— И это не будет приятным, дорогой. Ты ещё не видел, какие у меня зубы, — заверила она его.
Грэм не мог понять смысл этой ремарки, но решил не развивать эту тему. Снова поднявшись на ноги, он начал идти.
— Ты куда?
— Пока никуда. Нам надо осмотреть то, что осталось, и посмотреть, можно ли чем-то воспользоваться, — объяснил он.
Она следовала за ним, пока он осторожно ходил вокруг обгорелой оболочки, оставшейся от коттеджа Иллэниэлов. С каждым шагом он стонал от боли, наполнявшей каждую его мышцу, но отказывался останавливаться. К тому времени как наступила ночь, он смирился с тем фактом, что они почти ничем не могли воспользоваться. Если в руинах и осталось что-то полезное, оно было слишком горячим, чтобы забрать. Угли от сожжённого дома скорее всего будут горячими ещё не один день.
— Ну, есть и хорошая сторона, — сказал ей Грэм.
— Например?
— Не придётся волноваться о разжигании костра этой ночью.
Грэйс тихо посмеялась, но его утверждение было практичным. Даже весной горный воздух с ходом ночи становился опасно морозным. Они легко могли поддерживать в себе тепло, оставаясь рядом с разрушенным домом.
— Эта теплота может позволить нам протянуть несколько ночей, — подала она мысль.
— Завтра вечером нас тут не будет, — сказал Грэм.
— Думаю, что тебе следует отдохнуть, прежде чем попытаться добраться до дома, — сказала медведица.
— Я не иду домой.
Грэйс ткнула его ногу, хотя это и почти не оказало никакого эффекта. Лишь подчеркнуло её гнев.
— Идиот! Ты же полумёртвый. Тебе повезёт, если ты выживешь по дороге обратно в долину, без еды и надлежащей одежды, а ты собрался погнаться за ними?
Он пожал плечами.
— Они опережают тебя минимум на полдня, а к утру — на целый день. Наверное, у них есть лошади, союзники и припасы… и кто знает, что ещё?! И ты думаешь, что можешь погнаться за ними по горам? Как ты их вообще найдёшь, не говоря уже о том, чтобы догнать их?!
Он кивал, соглашаясь с её доводами.
— Это так, в некоторой степени, но я их найду. Скалистая местность не идеальна, но их минимум трое, если считать Айрин. Как ты сказала, там их наверняка ждут ещё люди, с лошадьми или мулами, чтобы нести их припасы, и это позволит мне проще их выследить.
— О, так ты у нас теперь следопыт?!
— А чем я, по-твоему, занимаюсь по утрам с Мастером Грэйсоном?
— Бухаешь и бездельничаешь в лесах, судя по этому пьянице, — проворчала она.
Грэм вздохнул:
— Нет. Он — лучший следопыт и лучший лучник во всём Уошбруке.
— А как ты выживешь? У тебя нет еды, нет припасов, даже плаща нет!
— У меня есть ты.
— И что же ты будешь есть?
Грэм улыбнулся:
— Мёд. Мед ведь со мной, — сказал он, указывая на неё.
Грэйс застонала в ответ на его игру слов:
— Ты даже комичным персонажем быть не годишься.
Глава 32
Несмотря на лёгкое тепло, шедшее от разрушенного дома, спал Грэм с трудом. Последствия отравления заставили его тело болеть в местах, о наличии мышц в которых он даже не подозревал. Вызванная ядом кататония заставила все его мышцы перейти в состояние максимальной напряжённости, пока эффект не прошёл. Это было похоже на боль, следовавшую за перенапряжением и экстремальными упражнениями, вот только включала она в себя практически все его мышцы.
Утро застало его голодным и измождённым.
— Ты уверен в своём решении? — спросила Грэйс.